Ба́бушка так сра́внивала нас [самоходов, переселенцев из Витебской губ., приехавших в Сибирь в середине XIX в.] с сибиряка́ми [старожильческим населением]: «Мы… сибиряки,\ у… там бо́льше зна́хари бы́ли. Там, вот, заболе́л ребёнок – его́ назнача́ют три ра́за, де́сять раз сквозь рога́тку каку́ю-то ряби́новую пропусти́ть, пото́м семь бань, то есть семь раз ребёнка ў ба́ню своди́ть там, пото́м три про́руби, про́рубь, ты понима́е… окуну́ть туда́-сюда́. Они́, грит, ле́чут-ле́чут, у них де́ти помира́ют, а у нас в грязи́, во всём э́то и… и живы́е. Мы н… мы и́менно не ле́чимся вот так», – ну, понь… понима́ешь, про чё я говорю́? Аɣа́. Мы ка́к-то всё, ну, что есте́ственно. Ну, есть мале́нько, лёгко, а не то там д… три ба́ни, да всё там назна́чат челове́ку. Жёстко, в о́бщем, они́... у них. Ну, зато́, наве́рно, есте́ственный отбо́р у них и лу́чше, они́, сибиряки́, бы́ли кре́пче. А мы сь… у нас лёгкие о́чень сла́бые здесь вот, в Сиби́ри, оказа́лись мы уже́. Как мы там на ро́дине жи́ли, я не зна́ю. Мо́жет, и там вымира́ли и́з-за э́того.