[Было принято оставлять еду для покойника на поминках?] На поминках? Уɣу́, аɣа́. Я не зна́ю э́того, а я… но я расскажу́ то́лько про себя́, что я зна́ю. У меня́ де́душка ты́ща девятьсо́т шестьдеся́т пе́рвом году́ у́мер, се́мьдесят три го́да, аɣа́, э́тот кото́рый-то был, э́то га́зами не́мцами отра́ўлен и кото́рый был на на́шей праро́дине [в д. Гультяи Невельского уезда Витебской губ.], после́дний мой э́тот, аɣа́. Э́то кото́рый быва́л там. Ну, и вот, зна́чит, у́мер он, а у него́ была́ сестра́ Мелодо́ра, ну, и зна́чит води́чки налила́, она́ была́ э́то, в Бо́га ве́рила, не во́дку, ничё, води́чки налила́ в сто́почку, кусо́чек хле́ба, накры́ли и поста́вили у ико́ны, там, на божни́цу, на божни́цу. Она́ и сказа́ла… А мне ма́ло го́диков ещё, нача́льные кла́ссы каки́е-то, пе́рвый-второ́й там. Всё, зна́чит, поста́вили, и сказа́ла: «Вот, со́рок дней его́ душа́ бу́дет здесь, он бу́дет пить, пита́ться», – всё, ну, на́ши обы́чаи, вот ви́дишь, язы́ческие [смеётся], что ка́к так, всё, душа́ да, она́ ж не теле́сная. [Соб. начинает говорить.] Не зако́нчил, э́то мне… для меня́ до́рого. Ну, и зна́чит, со́рок дней прошло́, собира́ются поми́нки там, всё, снима́ют э́ту. Не зна́ю, как кто́, а я гляжу́: действи́тельно вот сто́лько [показывает пальцами: полстопки] уба́вилось, и я уве́ровал, что действи́тельно приходи́л и пил. А, от, я-то ребёнок, вы понима́ете, про чё я говорю́? Ничто́ так не де́йствует. Она́ сказа́ла, ба́бушка, как бу́дто всё, аɣа́, она́ мне никто́, э́то не моя́ ба́бушка. Моя́ ба́бушка одна́ ещё до войны́ умерла́, и всё, ещё дед оди́н жил. ААй, и вот, зна́чит, так и получи́лось, что э́то, я уве́ровал, что води́чка вы́пита, и дед приходи́л, и со́рок дней жила́ душа́, аɣа́, и пил, и хлеб ел. [В эти сорок дней нельзя увидеть покойника, когда он приходит?] Не зна́ю, вот э́то я не зна́ю, вот чё я уве́ровал, я вам скажу́. Я и ба́бушке пове́рил. Аɣа́, чё-то ещё хоте́л с… сказа́ть по… на э́ту те́му, но… но уже́ закли́нило, и тепе́рь э́то у меня́ как компью́тер: немно́жко зависа́ет щас, немно́жко, аɣа́, щас отойдёт оно́. Аɣа́, чё-то и́менно то́же на той, для меня́ это интере́сно, мо́жет быть, вам и не интере́сно, как де́душка приходи́л ко мне, а, как я де… [Воду с хлебом прямо к иконе поставили или ниже?] Нет, нет, пря́мо туда́, на по́лочку, всё на по́лочку, да, занаве́сочки сбо́ку, они́ у нас сплошь не закрыва́лись, а то́лько сбо́ку, аɣа́. […] [Вот воды стало меньше, но она там оставалась?] Да, да, да, бо́льше полови́ны. [Её просто вылили?] Не зна́ю, не зна́ю, вот э́то вот всё. Ну, к… что́ я мог реша́ть, когда́ мне бы́ло… пе́рвый-второ́й класс-то. [На эту воду ещё хлеб положили?] Да, лежа́л кусо́чек, мы… отре́зано, чтоб закрыва́лся. [Он поменьше не стал к сороковому дню?] Не зна́ю, вот э́то, я не… не мог э́того сказа́ть. Ну, я и не мог и пове́рить, потому́ что отре́зан, до́лжен быть отку́с и́ли чего́, я-то ничё. Ну, с води́чкой тут, тут то́чно, бля, без вся́кого, уве́руешь понево́ле. [А еда, которую оставляли на кладбище, не уменьшалась?] Ну, э́то пти́цы, да всё, оно́ щ… нас, наоборо́т, щас бо́льше удивля́ет, что, от конфе́ток нало́жим, бля, прихожу́, тут буква́льно у нас поло́жишь, через два-три часа́ оно́ исчеза́ет, аɣа́, а сейча́с, а сейча́с от прие́ду: де́сять дней наза́д положи́л конфе́тки, я приезжа́ю – ɣо́споди, они́, как лежа́ли, так и лежа́т. У меня́ понево́ле… ну, зна́ете, я челове́к неве́рующий, ечё и ду́маю: «Бля, ну, душа́ не при…» [смеётся], – понима́ете, про чё, а? Э́то подсозна́тельно про́сто. Как я, я себя́ ста́влю на у́ровне ве́рующего и ду́маю: «От ви́дишь, что́-то, аɣа́». А так у нас э́то, б… чу… чудя́т то́же быва́ет. От у меня́ де́душка у́мер в девя́том году́, а у одного́ у сосе́да, Евгра́ф Григо́рьич там, де́сять и́ли два́дцать, аɣа́, э́то, де́сять лет и́ли пятна́дцать наза́д у́мер. Прихо́дит сосе́д, мла́дше мен\я го́да на́ три, и говори́т: «Сни́лось мне, что мой тя́тька, и всё, там ти́па босико́м в дыря́вых носка́х. Де́да хорони́ть, мо́жно я ў ваш гроб к нога́м носки́ чи́стые, ку́пленные, всё», – [смеётся] подсу́нул туда́, аɣа́, и положи́л ему́ под но́ги, что ти́па на ту… понима́ете, про чё? Как бу́дто э́то, ну, зна́чит… [Посылку отправил?] Да-да-да, как бу́дто э́то в душе́, ну, э́то пра́вда. Вот он, а он то́же год наз… наза́д сам у́мер, э́тот, кото́рый посыла́л, а. А ба́бушка жива́, кото́рая по́мнит. А я неда́вно ей говорю: «Со… по́мнишь, как э́то Во́вка посыла́л, что ему́ присни́лось, что оте́ц там, он что босико́м хо́дит?» Не, а… а она меня́ поправля́ет: «Нет, я не та́к поняла́». А у него́ и сын ра́нее у́мер, аɣа́, и он вот, вот он сын посла́л, сын босико́м у него́ там хо́дит. [Бывает такое, что снится покойник и что-то просит, и люди это несут не на кладбище, а отдают соседям?] Не зна́ю, не зна́ю, аɣа́. Ну и г… у нас есть тако́е, аа, э́то, что, вот, сни́тся стал то́т-то, то́т-то, то зна́чит, на́до помяну́ть, на́до кому́-то, необяза́тельно, как вы сказа́ли, а вот что уго́дно. Что там пришёл, сла́дости и́ли чему́ принёс, всё, и сказа́ть: «Помяни́, пожа́луйста э́того, тако́го-то», – и всё. [Это каким-то знакомым?] Знако́мым, обя… обяза́тельно, жела́тельно, аɣа́. У меня́ в а́рмии това́рищ поги́б, тата́рин, до́лго я э́то не стал, я ка́ждый день, ну, на неде́ле по не́скольку раз ви́дел его́. Ну, а в душе́ я дал заро́к, что на моги́лу съе́зжу. Не го… годо́в пятна́дцать, а мо́жет, два́дцать наза́д, я пое́хал разы́скивать его́ моги́лу. Ну, бы́ло це́лое приключе́ние,: нашёл, жену́ нашёл снача́ла, снача́ла прие́хал, отку́да его́ призўа́ли, се́льский сове́т, Тата́рский э́то. Сказа́ли, нет, а он жил там где́-то. Вот э́ти ба́бушки, с э́того сельсове́та, дава́й, бери́ их, а вези́ туда́, и они́ тебе́ жену́ его́ найду́т, пока́жут. Ну, прие́хали, жену́ нашли́, она́ та… ра́да была́. Сын оди́н был, сы́на в ту зи́му уби́ли, хоте́ли под лёд запихну́ть, а он автомастерско́й э́то был почему́-то. Ну, всё, я не то расска́зываю. И вот, [в] о́бщем, ну, не утопи́ли его́, похорони́ли по-челове́чески, на льду́ нашли́, пра́вда, аɣа́. А она́ и говори́т: «Ты зна́ешь, по на́шим обы́чаям, по му́су… мусульма́нским, я не… не зна́ю да́же, он где похоро́нен. Нам же́нщина-то не мо́жет на кла́дбище быть, она не хорони́ла», – ну, и всё. Ока́зывается, река́, Тобо́л, а он на противополо́жной стороне́ де́-то похоро́нен, там, слы́шу. Ну, я пое́хал чуть не до Курга́нской о́бласти, Исе́тское – там перепра́ва че́рез Тобо́л, перепра́вился, и друго́й сторону́ иска́ть э́то село́. Нашёл я э́то село́, нашёл, и нашёл сро́дную и́ли трою́родную сестру́, и на кла́дбище, аɣа́. Дак вот я к чему́, а они́ э́то… я мно́го напокупа́л: и конфе́т, и там и всё, и всё, и туда́-сюда́. Они́ ка́к-то, тата́ры интере́сно называ́ют его́, ну, а я э́то, а по-на́шему на поми́н души́, всё, аɣа́. А она́ и говори́т, тата́рка э́та, стару́шка… и он говори́т… я говорю́: «Отда́ть тому вот э́ти, что [привез,] ба́бушкам». Она́ говори́т: «Не, де́тям дава́й раздади́м». Я говорю́: «Нет, по на́шим обы́чаям то́лько, хто знал его́. Стару́шкам, вот, отдава́йте», – всё, еди́нственное, что я им э́ту, таку́ю, вы́двинул усло́вие, всё. Остально́е не зна́ю, отда́л и всё. На кла́дбище прие́хали. Кла́дбище, похоро́нен дя́дька его́, с войны́ пришёл на одно́й ноге́, и он, из а́рмии, он в а́рмии поги́б, вме́сте, аɣа́. Привезли́ его́, похорони́ли. Тут мы по… разгово́ры бы́ли, всё. Стои́т буты́лка во́дки, и полови́ну отпи́та и стои́т, э́то, на моги́лке. Давно́ уже́ никто́ не бы́л там, полго́да, мо́жет быть. А я говорю́: «Как так? Мусульма́нское, а у вас стои́т э́то, во́дка». – «А у меня́ до́чка за́мужем за ру́сским, – в Заводуко́вске тут живёт, э́то, и́ли Ялу́торовск, вот, коло́ Тюме́ни э́ти города́. Аɣа́, и вот: – Мы когда́ приезжа́ем помина́ть, он вы́пьет сто грамм, остально́е поста́вит, а». Понима́ете, вот чё э́то я говорю́. Я на… к чему́ на́чал, что я… я стару́хам сказа́л, как у нас поло́жено. Потому́ что я вспо́мнил, а причём здесь де́ти ма́ленькие? Э́то мы ду́шу его́ помина́ем, что должны́… по́мнить его́, и́ли плохо́е, и́ли хоро́шее, там не я́сно, прости́ть и́ли не прости́ть. [То есть поминает тот, кто знал?] Да, да, а де́ти здесь ни при чём. Ты так вот, всё, и я настоя́л, вот так. Не зна́ю, как испо́лнено, но я так сказа́л, как у нас. «Ты хто?» – «Белору́с». Они́ ду́мают, что я из Белору́ссии – я не стал их… утвержда́ть… [… – рассказывает про обстоятельства гибели друга.] И вот всё, не стал я ви́деть бо́льше, всё, не стал он ко мне приходи́ть, но всё равно хочу́ на моги́лу туда́. Аɣа́, и вот всё, а то ви́дел, бля, три́дцать лет, и ка́ждый, и ка́ждый, всё. Ярмухама́т Шамши́евич зва́ли.