[Здесь есть какие-то колдуньи или знахарки, не знаете слышали такого?] Поня́тия не име́ю.
[Они лечат?] Ну ле́чут от испу́га там, от э́того, э́то ничё стра́шного, у меня́ ба́ба то́же лечи́ла от испу́га.
[А что такое испуг?] Ну, ма́ленькие де́ти, вот, или кри́кнешь си́льно, или где-то что-то, они́ пуга́ются, начина́ют пла́кать. Ну, моли́тву прочита́ет на багу́льник, там, э́то, ико́нка – э́то ничего́ стра́шного в э́том нет.
[А на багульник это как?] Ну багу́льник… ба́ба вот, в э́тот прям ходи́ла специа́льно суши́ла, мале́нько ве́точку э́того поло́жит, э́то я по́мню, за то, что мои́х она́ то́же от испу́га лечи́ла. Поло́жит, зава́рит, води́чкой, она́ постои́т мале́нько, пото́м ико́нку туда́ спу́стит, така́я продолгова́тая ико́нка была́, и э́то, ше́пчет моли́тву. И пото́м э́той води́чкой умыва́ли ребёнка. Ну, факт тот, что помога́ло. А так, ну лечи́ть, кто его́ зна́т, у нас ўон сейча́с ле́чит О́льга.
[Соб.: Да, нам про нее тоже рассказывали. А она от чего лечит?] Да кто его́ зна́т, я сама́ не… не е́здила туда́, не… а наро́ду мно́го, зна́чит, наве… мо́жет быть, всё-таки помога́ет, то́же как-то моли́твами, и как она́, как она́, я не зна́ю. А что вот колду́ньи как-то переодева́лися там, или как они́ превраща́лись во что-то, я не зна́ю, я сама́ не ви́дела, не зна́ю, поня́тия не име́ю.
[А только детей могли так лечить, или взрослых тоже?] Ну, не́которые и э́то, у нас и сейча́с есть не́которые, вот от ожо́гов ле́чут.
[А как от ожогов лечат?] Не зна́ю. То́ ли то́же моли́твы каки́е чита́ют, то́ ли… не зна́ю да́же, не зна́ю.
[А вот детские еще болезни, нам про грыжу рассказывали, как лечили?] Гры́жу то́же к ба́бушке е́здили они́, чё-то то́же чё-то чита́ли, и вот ещё бы́ло кака́я-то, я не зна́ю, то́ ли э́то то́же на са́мом де́ле, де́ти (э́то сейча́с до меня́ дохо́дит, а в мо́лодости я все́му ве́рила) – как вот щети́нка, как вро́де, на спи́нке, и зна́ю, что вот в ба́ню придёшь, молоко́м на э́то, на спи́нку ему́ нальёшь и выка́тываешь.
[И так щетинка пройдет?] Ну, как вро́де проходи́ла. Ну они́ таки́е колю́чие пото́м стано́вятся, вот де́ти, что вот мол ёжутся из-за э́того, но опя́ть же, я ду́маю, мо́жет быть, всё-таки, сейча́с уже́ ду́маю, что всё равно́ воло́сики ж у дете́й, а мо́же, пока́ доката́ешь молоко́, мо́жет быть они́ колю́чие и станови́лись, кто его́ зна́ет? Но тогда́ я не замеча́ла, ну, заставля́ли, ката́ла и ката́ла, вме́сте с ба́бушкой.
[А молоко это у животных брали?] Почему́? Грудно́е. Ребёнка ж гру́дью ко́рмишь, придёшь в ба́ню, здесь же э́то, а ба́бушка помоɣа́ет, выка́тывать э́ти.
[А нам вот ещё рассказывали, что ребёнка нужно было постоянно переворачивать, чтобы у него голова не сплющилась, вам рассказывали такое?] Ну говори́ли, да, снача́ла на оди́н бочо́к, пото́м на друго́й, ложи́ли. Ра́ньше ж до го́да, счита́й, вот так де́ти лежа́ли
[показывает: руки выпрямлены и плотно прижаты к телу], э́то сейча́с ўон пра́ўнучке четы́ре ме́сяца, она́ уже́ пля́шет, счита́й, в э́тих
[в ползунках]. А тогда́ чё, лежи́т ребёнок и лежи́т, спу́танный, ну пото́м поста́рше, коне́чно, е́сли посла́бже запу́таешь, он ручо́нки вы́тащит, мале́нько погодя́, ну как вро́де, пуга́ется, е́сли спит, спит – раз, ручо́нками дёрнет, мо́жет напуга́ться, но сейча́с же не пуга́ются. Про́сто, кто его́ зна́ет, то ли тако́е пове́рье бы́ло, то ли… заставля́ли – роди́тели де́лали, а для чего́, как? Я говорю́, щас привезу́т с роддо́ма, и сра́зу ползунки́ почти́ одева́ют. И ничё ж, не пуга́ются, ну коне́чно, вся́ко быва́ет, и то неча́янно кри́кнут, то ещё чего́-то, всё равно́ ребёнок вздра́гивает, но э́то ж не де́ло, чтоб его́ свя́зывать.