[Если ребенок с рождения много болел, ему давали другое имя?] Да я да́же не зна́ю. [Как такого ребенка вообще называли, как к нему относились?] Ну, вот говоря́т, что если ребёнок умира́ет, второ́го… типа того́, что… ну, как… ну нельзя́ называ́ть э́тим же и́менем. Ну, а называ́ют, а как. Всё-таки, как и па́мять, и всё. [… – Про еду.] [А если ребенок умирает некрещёный, как его хоронят?] [Смеётся.] Ну, зна́ете, сто́лько вопро́сов… чтоб некрещёный, ну как хоро́нят? Я вот то́ж… а я крещёная. Но я никада́ не носи́ла креста́. И ɣоворю: «Е́сли помру́, чтоб креста́ на мое́й моɣиле не́ было, лу́чче ка́мень поло́жите». [Почему?] Ну, зна́ете, жизнь тяжёлая, тако́е ощуще́ние, что крест чъре́з всю жизнь пронесла́ на ɣорбу́. Так что э́то… э́то же всё тяжело́. Коне́чно, у ка́ждого свои́, как ɣовори́тся, э́то… [… – Спрашивает, понимают ли собиратели ее говор.] [Вы говорите, что крест не носите, да?] А заче́м? Я вам щас наɣоворю́, вы бу́дете ду́мать. Э́то моё мне́ние: заче́м носи́ть крест, е́сли там челове́ка распя́ли и но… носи́ть на ɣруди́ распя́того челове́ка? Но э́то я ду́маю так, э́то моё ли́чное мне́ние. [… – Собиратели убеждают БЕВ, что им интересно ее мнение.] Не, ну есте́ственно, оно́ ка́ждый челове́к во что́-то ве́рит, чему́-то там, как говори́тся, э́то…