[Вы слышали про Гену-дурачка?] Коне́чно, да́же ви́дела не оди́н раз. [Соб.: Расскажите, пожалуйста.] Ой, девчо́нки, а чё я могу́ про него́ рассказа́ть? Ну, ходи́л Г… его́, по-моему́... Не… не бу́ду гово́рить, но чё-то его́, по-мо́ему э́то… как сказа́ть, блаже́нным что ли ка́к-то… что́-то свя́зано. Ну, не с… не свято́й, по-мо́ему, нет – ну, к ли́ку святы́х он не причи́слен. Ну что́-то… ой… […] Ну, чё он, тала́нтливый, говоря́т, был, оч\ень хорошо́ рисова́л. У́мный был. Ну, вот чё-то вот сде́лалось с ним. Я чита́ла давно́-давно́ про него́. И ходи́л всё вре́мя в плато́чке… в го́роде. В туале́т вот п… в туале́те подгля́дывать за же́нщинами. Ну, на него́, ну ка́к-то… мы вот молоды́е, коне́чно, не оч\ень хоте́ли с ним встреча́ться. Хотя́, говоря́т, он не был агресси́вным, а мы чё, нам бы́ло лет по восемна́дцать, по семна́дцать, когда́... Вот в институ́те тогда́ идёшь, а он там бо́льше всё по э́той у́лице, где институ́т: пединститу́т, там девча́та в основно́м – так он бо́льше ходи́л по э́той у́лице. Ну, по кра́йней ме́ре, у меня́ тако́е впечатле́ние бы́ло. Фа́ртук како́й-то у него́ оде́тый был ко́жаный, как ра́ньше дво́рники ходи́ли, вот плато́чек у него́ был оде́т. Ну, чё ещё про него́? Говорят, рисовал о́чень хорошо, да́же э́ти… де́ньги, купю́ры рисова́л. Наско́лько э́то пра́вда – не зна́ю, но говори́ли, что тако́е бы́ло. Говори́ли, что я́кобы вот он… У нас тогда́ был э́тот… кинотеа́тр и́мени тридцатиле́тия ВЛКСМ – ну, щас он ки́но… ки́нок… ой, Конце́ртный зал называ́ется. И говори́ли я́кобы, что он афи́ши рисова́л что́-то… Ну, то́же не зна́ю, наскол\ько э́то пра́вда. Ну то, что он рисова́л хорошо́, – э́то вообще́ все говоря́т. Зна́чит, э́то пра́вда. [Говорили, что его нельзя обижать?] Да коне́... блажны́х таки́х, э́то чт… как, как обижа́ть? Э́то он чё, винова́т, что он таки́м стал? Коне́чно, э́то грех вели́кий, как же? [А что с ним случилось?] Так он у́мер. Про́сто, наве́рно, от ста́рости уже́ у́мер. [Почему он стал странным?] Не зна́ю, не по́мню, девчо́нки, не по́мню. Но он был норма́льный, он уже́ в… по-мо́ему… По-мо́ему, у́же в тако́м во́зрасте был-то, что с ним случи́лось, лет, поди́, о́коло пятна́дцати, е́сли не бо́льше бы́ло ему́. Не могу́ сказа́ть, не зна́ю, на́до посмотре́ть. [То есть до пятнадцати лет он нормальный был?] Вро́де он норма́льный был, е́сли я ни с ке́м не пу́таю. Он норма́льный был. Ну, а где бы он нари… научи́лся рисова́ть, там ещё что́-то. Во... вообще́, вне́шность была́ у него́ краси... он краси́вый был. Лицо́ у него́ бы́ло… о́чень прия́тной тако́й вне́шности он был. Не зна́ю, ну, коне́чно, бы́ли насме́шки: «Ой, Ге́на-дурач\ок идёт и вот!» – мы зва́ли «Ге́на-дурачо́к», а вообще́ ка́к-то сказа́… Всё равно́, ка́ждый же зна́ет, ду́мает, что э́то не по-бо́жески так называ́ть – ну, Ге́на и Ге́на. А называ́ют дурачко́м. Вот ка́к-то, всё равно дурачо́к – э́то… э́то дурачо́к, сло́во. И вот и... в о́бщем-то и… вро́де как в шутли́вой-то фо́рме – и вообще́, его́ употребля́ть, мо́жет быть, и не ну́жно – но мы мо́жем сказа́ть в шу́тку там: «Ой, дурачо́к». Так со своими́ родны́ми и бли́зкими так чё-нибудь мо́жем говори́ть. А его зва́ли Ге́на… не про́сто Ге́на, а Ге́на-дурачо́к. [Соб.: Ласково.] Уɣу́. [А что он ещё делал? В туалете, вы говорите, подглядывал?] Ну, в око́шко загля́дывает, хохо́чет [смеётся]. [Соб.: Жутковато чуть-чуть.] Ну да. А э́то… тогда́ же э́ти туал… не таки́е туале́ты бы́ли, а большу́_щие туале́ты, вы́строенные бы́ли, кирпи́чные, и о́кна… убирали э́ти ра́мы – они ле́том откры́тые, да и зимо́й бы́ло откры́то, там… глаза́ выеда́ло в тех туале́тах [смеётся]. И вот он каки́м-то о́бразом подни́мется – высоко́ же о́кна бы́ли – и в окно́ загля́дывает, я по́мню э́то хорошо́, на вокза́ле. А что ещё, я да́же не зна́ю. Ну, быва́ло, э́то… идёшь, начина́ет что́-то ти́па каки́е-то ро́жицы стро́ить тебе́ – тако́е бы́ло у него́. Ну, он безоби́дный, говоря́т, был, вообще́ безоби́дный: в авто́бусе ката́лся… Е́дешь в авто́бусе – Ге́на сиди́т, в плато́чке, в фа́ртуке в э́том. Быва́ет, среди́ ле́та в рукави́цах в каки́х-то в таки́х э́тих кра́гах-верхо́нках. [У него родители были?] Ну, наве́рно, бы́ли. Я не по́мню. Сто́лько лет прошло́, я не… вот уж почти́ пятьдеся́т лет прошло́, я не по́мню. […] Ещё, говоря́т, кака́я-то Ле́на была́. Ну, чё-то им припи́сывают да́же, что вро́де как они па́рой бы́ли, ну, я чё-то сомнева́юсь, мне ка́жется, у них в созна́нии да́же… Ле́на-ду́рочка кака́я-то была́, вроде как в то вре́мя, то́же с ним. [Тоже в Ишиме?] То́же в Иши́ме. И вро́де как они́ тако́е говори́ли, у меня́ в па́мяти, что вот, э́то они́ пожени́лись, ну так… Я ду́маю, они, у них да́же в созна́нии э́того не укла́дывалось, поэ́тому... Ну, говори́ли, что была́ така́я, вот да́же я чита́ла, прям вот… не… не то, что там давны́м-давно́, а где́-то совсе́м неда́вно… э́та вот Светла́на Щу́кина, она́ интересу́ется, она́ рабо́тает в Иши́ме, по-мо́ему, дире́ктор э́того райо́нного дворца́ культу́ры. И она́ то́же увлека́ется так… э́тим… исто́рией, и фото́граф она́ у неё гра́нты, э́то, областны́е, мно́го гра́нтов вся́ких выиграно́. И вот она́, по-мо́ему, писа́ла что́-то, ну так, пове́рхностно. Что и бы… была́ така́я Ле́на. [А она кем была?] Я про неё вообще́ не… не зна́ю ничего́, я её не ви́дела. По кра́йней ме́ре, у меня́ в па́мяти нет. Есть про́сто, что была́ вроде как така́я, а так я не по́мню, чтоб я её ви́дела. Вот Ге́на – так коне́чно. Его́ мо́жно бы́ло вообще́ везде́ уви́деть: он зимо́й ходи́л разде́тый, вот у него́ и зимо́й и ле́том была́ оде́жда. По кра́йней ме́ре, я по́мню вот как ег\о то́лько вот в э́той оде́жде. И всё. [А здесь не было никаких странных людей?] Здесь? У нас в сосе́дней дере́вне был… Ну, как он стра́нный? Он ну про́сто ходи́л и всё, ходи́л вот тут киломе́тров пять, он ка́ждый день с той деревни́ сюда́ приходи́л, ходи́л… Ви́тя Про́шко. [Витя Прошко?] Уɣу́. [Прошко – это фамилия?] Фами́лия. Ви́тя Про́шко. У них до́чери норма́льные, а вот сын роди́лся таки́м сла́беньким, но его́ го́да, наве́рно, четы́ре наза́д пе́ред ма́шиной сби́ло. Он так же ве́чером шёл, и кто́-то сбил на маши́не его́. И по́мощь не оказа́ли, и он у́мер. Ну так, что́бы вот… как … чем-то он так, вот как Гена, – нет, тако́го нет. Ну, Ви́тя и Ви́тя, хо́дит-хо́дит, кто-то поко́рмит, кто-то прого́нит. Вся́кие же лю́ди есть. Надоеда́ет же всё э́то… э́то… не дай Бог ни… коне́чно, никому́. Но лю́ди… свойственно́ же им ду́мать, что: «А со мной э́того не случи́тся, поэ́тому как хочу́, так и живу́, как хочу́, так и бу́ду относи́ться, обраща́ться со все́ми». Поэ́тому… не зна́ю… Ну вот э́тот… Не скажу́, что истори́ческая ли́чность э́тот Ге́на, но, по кра́йней ме́ре, в исто́рии го́рода он есть. И в па́мяти у мно́гих он надо́лго, я ду́маю, оста́нется. Тем бо́лее, о нём есть каки́е-то докуме́нты, пи́шут о нём. [А не говорят, что если блаженным людям не помочь, то что-то будет?] Я не зна́ю, как не помо́чь, но я ду́маю, им всем… все помога́ют. Что́-то да даю́т. Где́-то кто́-то там хле́ба, кто-то… ну, поко́рмит кто́-то. [То есть нужно помогать?] Ну, э́то коне́чно. Так а как же говоря́т: блаже́нным… вот пода́й ни́щему – э́то же за́поведь. Поэ́тому тут ника́к. Ну, коне́чно, э́ти вот как совреме́нные-то э́ти попроша́йки хо́дят – там и никако́й зарпла́ты не хва́тит, которы… у кото́рых э́то рабо́та. Э́то ра́ньше действи́тельно бы́ли, кото́рые… кото́рым необходи́мо было э́то: едини́цы же, а тепе́рь чё же? Би́знес своего́ ро́да. По́этому ка́к-то… ну, во́зле це́ркви, коне́чно, пода́шь, хотя́ и там вся́кие есть. Тепе́рь и кто его зна́ет как? Не зна́ешь, как пра́вильно. Е́сли всем подава́ть, тогда́ и тебе́ на́до уже́ бу́дет проси́ть самому́ [смеётся]. Ну э́то… прости́, Го́споди, конечно́, так говори́ть, но всё равно́... всё равно́, по су́ти-то, так.