Дак одна́ ба́ба говори́ла, ина́ в пра́здник рабо́тала, а…и шла э́то са́мое, вот, ну, я́к-то, домова́я. Да гово́рить: «Слу́хай-ка, де́ўка, на́-ка тябе́ вяретён в окно́, напряди́ мне э́тый все вяретёно». Да ёй дала́, па… паке́т, па́чку, там, мо́жа, их штук два́дцать, вяретён. Во, на́до их напря́сть. А э́тое… Ина́ ду́мала-ду́мала, э́то вот бы́ла така́я ляге́нда. Ина́, говоря́, ду́мала-ду́мала: «Як же я их те напряду́ за́ ночь?» А ина́, дак ина́ тады́ гово́рить, э́тая… «Вы… вы́тяни одну́ ни́тку, раз-раз-раз, на э́то, на вяретено́ закру́тя-закру́тя-закру́тя. Постав\я. Тады́ другу́ю ни́тку во́зьмя и вот так все вяретёна. Дак та говори́ть: «ААх, ты, доду́малася». Зна́чит, ну, и ина́ напря́ла. А так бы, мо́жа, ина́ и сотвори́ла что́-нибудь з ёй. А так ина, - гово́ря, - ёй в окно́: «На́-ка, - говоря́, - напряди́». Потому́ что… Во, Варва́ры, Га́нны, Андро́_сы там, там, ну, я ж говорю́, во, вся́кие пра́здники ёсть у э́том, ў Коля́ды. Осо́бенно ў Коля́ды. А ў Коля́ды-то ж мы, э́то са́мое, то́ко на́до ж прясть. За зиму́ что на́до прясть и вы́ткать. А тады́ ужо́ ж на́до на по́ле рабо́ты ж, се́ют, ара́т. Ужо́ всё. [Что это за домовая, которая давала работу?] Домова́я. Кото́рая глдя́дела за э́тым, яна́ ж, ну гово́рют же, домовы́е, гърят, у ка́жного яна́ ёсть. [Домовые?] Домовы́е. Ой, всё равно́, во… як э́то, ина́... ина́ иде́ть, и ина́ вот одна́ живе́ть, я говорю́, и мне ужо́ говори́ла. «Попыта́й ты в це́ркви, ско́ка сто́я посвяти́ть ха́ту? Неха́й ужо́ мне ба́тюшка при́дет да и уже́ посве́тя ха́ту». Ну я, я спроси́ла, говорю́: «Ско́лько…» Ну, там же све́чи прода́ють отде́льно, ба́тюшка же отде́льно, ну. А ина́ э́тое, яна́ говоря́: «Не зна́ю. Сейча́с погляжу́ расце́нник». Ина́ вы́няла да и говоря́: «Ха́ту посвяти́ть – две́сти рубле́... Две́сти ты́сяч. Две́сти ты́сяч». У нас э́то ж, две́сти ты́сяч. Я говорю́: «Ну хорошо, я скажу́. Э́то уже́ не мне. Я живу́ ни ядна́. А я… а э́то ж ведь, - говорю́, - сосе́дка моя́ одна́ во э́то». Во ёй всё сдае́тся. Вот у ей и ина́ говоря́. «Ой» - ина́ мне уже́ «тётка». Яж говорю́, ина́ с тридца́того го́да ж. А, ну а я ж с двадца́того ужо́, Го́споди, дак она́ ужо́ ко мне обраща́ется и обраща́ется. «Ой, тётка, ну что мне де́лать? Ну попы́тай». Я попыта́ла. Ина́ э́тое, что ужо́ сказ\ала мне, ну э́та, что све́чки продае́ть, гро́ши бере́ть. Так яна́ гът: «Две́сти ты́сяч». Ну я ду́маю, по э́тых ж де́ньгах недо́рого. Ну я говорю́: «Э́то не мне». Я ничёго не сказа́ла. А ёй сказа́ла, яна́ говоря́: «Э́то до́рого. Две́сти рубле́й». Да не ру́блей же, ты́сяч. «Дв\ести, - говори́т, - э́то ж до́рого». Ну не ста́ла. Ну а ёй придае́тся вот всё до́ма. [Домовые передаются?] Ну, коне́чно. Что́-нибудь, ти да стук… стуко́чат, ти де что́- то табе́ почу́дится э́то до́ма. А ина́ одна́. Коне́чно, ёй и ёй всё прида́ется. Ну так, я так ду́маю, две́сти рубле́й – то́же э́то не гро́ши, коли́ ина́ получа́я два миллиёна. [Кто-нибудь бачил домового?] Никто́ не ба́чил вро́де. Ну, гово́рят, ён ёсть. А хто яго́ зна́ет. [Если посвятить хату, он перестанет вредить?] Ну, э́то ж ужо́, должён ужо́ переста́ть. Потому́ что ён же… процита… прочц+ита́я моли́тву про́тя [против]. Да, ён же… Я говорю́, я кале́ндари, во, дак у мене́, мно́го чего́ и ў календари́ да́же напис\ано ёсть. И таки́е, моли́твы таки́е, и так во. Ну таки́й ён, посве́тишь, э́тым, осо́бенно э́тым. Як э́то назове́тся, что дю́же па́хня. [Ладан?] А, ла́дан. Во, сказа́ть – я и забу́ду. Да, ла́дан. Во ж, е́сли помре́ть, то дак мы же бярём же ба́тюшку. Во и ён тады́ э́тый… ужо́ посвяца́я яго́ э́то, ну и з ла́даном, з е́стым обхо́дя тады́ ужо́, як у кого́ дак ужо́. [Домовой может делать что-нибудь хорошее?] Нет, [усмехается] домово́й не бу́дя хоро́шего де́лать. То́ка… то́ка тябе́ бу́дя стара́... стъражи́ть, как бы упа́сть тябе́ где́-то ў чём-то. [Смеётся.] [Соб.: Нам рассказывали, если человек на ночь не помолится, то домовой начинает его щипать или давить.] Ну так же, так же яни́ э́то… Э́то на́до Ва́льке сказа́ть, скажу́: «Во, Ва́лька, вот ты не хри́стисся». Ну ина́ бе́дная, ина́ не ба́ча. И моли́тву ина́ не зна́я тую, ина́ не зна́я. То́ко ужо́ «О́тче» э́то.