[До этого рассказывала про то, что человек живет на кошачьей доле, кот – божественное животное. – См. XI-6.] А е́тый… а вы зна́ете, во ишэ́ расскажу́, заде́рживаю мо́же… [Соб.: Нет.] Ну по… мой уну́к у Ке́рчи, поги́б, и з ба́тьком во в ава́рию попа́ў, на смерть поги́б, и мы е́хали на по́хороны з дочко́й у Керчь, че́рез Москву́. Там не́што перестро́или, и мы попроси́ли, на аўто́бусе е́хали, чтоб ён нас останови́ў в одно́м ме́сте, а ён нас завёз куды́-то в свет, а мы не зна́ем, як идти́ ж, на́до пешко́м, на чём же… А ночь, заве́е, то́лько чи́стють доро́гу доро́жники, и мужчы́ны одны́, гру́ппа. А мы не зна́ем, куды́ идти́ нам, серёд ле́са там стои́м. Ну, асфа́льт э́тый, и тут лес, и тут лес. Я дочке́ говорю́: «Пойду́ я… вон, чи́стють доро́гу мужчы́ны…» А ночь, де́-то пе́рвый час но́чи. «Пойду́ у йих спрошу́, айде́ мы нахо́димся и куды́ нам идти́ у то́е, то́е. Раз яны́ тут, дак яны́ ж зна́ють ме́сто». Ина́ гъть: «Сходи́, сходи́, дак ти ве́рнесся ты наза́д? Одны́ мужчы́ны, лес, и ты зна́ешь, яки́я мужчы́ны, ты ж не зна́ешь. Давай, во, бу́дем стоя́ть, Бо́гу моли́ться». И пла́_чэм, мо́лимся. И пойдём, куды́ са́ми… узду́маем, пойдём. Ну, постоя́ли, там, лес, кусты́, а маши́ны е́здють же тож… А ба́чуть – две ба́бы, с су́мками, могли́ б… Мы в ку́стики схова́емся, тады́ прое́хали маши́ны, нема́, ина́ гът: «Мам, пойдём у е́тый бок». Идём, стои́т це́ркоў, а когда́ мы бы́ли, це́ркви не было́ ты́я, а то постро́или. Стои́т це́ркоў, и ко́тик, наве́рно, ти ко́шэчка, почу́л, что мы гово́рим. Бяжи́ть от це́ркви от тый: мя́у, мя́у, мя́у, бяжи́ть. «Ой, до́чэчка, ко́тик бяжи́ть, зна́чить тут жизнь ёсть, тут хто́-то живе́ть. Ужо́ спро́сим, нам ука́жуть». И мы всё: «Ко́тичэк, ну завяди́ ж ты нас куды́ на́до, де живу́ть лю́ди. И что… укажи́ уже́ нам…» Предста́витя, упярёд бяжи́ть нас, во як усё равно́ почу́ў на́шу про́сьбу. Ну, ён ж бы мог ти у тэй бок побе́чь, ти у тый бок, ти наза́д куды́ побе́чь, а то як про́сьбу почу́ў. Бяжи́ть, бяжи́ть упярёд. Тады́ ба́чить, что мы оста́немся, ста́неть, во так погляди́ть – оста́лись, тро́шку ишчэ́ побе́г. «Пойдём, дочу́шка, за ко́тиком. Ён же побяжи́ть айде́ лю́ди. И нам же подска́жуть…» Дак не побе́г та́ма, де лю́ди ты́я гово́рють, мужчы́ны, а повёў... побе́г туды́, айде́ дома́ стоя́ть. Прихо́дим: «Ой, ко́тичэк, ты ж нас привёў туды́, куды́ на́до». Айде́ сестра́ на́ша жила́. Представля́ете? Вот ёсть же что́-то на све́те. Мы ж бы могли́ пойти́... вон… у други́й совсе́м бок, нема́ знать… Не, мы сюды́, и ко́тик вы́бег от це́ркви. Це́ркоў, от це́ркви ко́тик. Бяжи́ть и мя́укаеть. [Вам так Бог помог?] Бог, да, помо́г… Я ве́рю… у Го́спода Бо́га, что то́лько Госпо́дь, то́лько Госпо́дь… ну кто б мог нам посла́ть ко́тика. Ишэ́ во… мне у Москве́ де́лали опера́цию… и что… нико́го знако́мого, ничёго, я боя́лась у Чэ́рикове в свою́ бо́льницу, а к главврачу́ обрати́ться – в жи́зни, медсестры́ - ты́и я уважа́ла, бы… А то… к е́тому, к дире́ктору, мне чэ́рез три ме́сяца, а я стою́, запла́кала. «Ой, чэ́рез три ме́сяца, я, мо́же, и помру́». Подхо́дить же́ншына, няру́сская, ина́ с… яка́я-то… армя́нка, я́к-то яе́ зва́ли… Ой, так мы дружи́ли з ёй… и всё… «Что вы, же́ншына, пла́чэте?» А я гърю: «Да вот так и так». – «Ой, иди́те к дире́ктору… университе́та». А мне в нау́чно-иссле́довательском… университе́те… охра́ны матери́нства и де́тства. Я гърю: «Ой, я бою́сь…» - «Як боюсь? Дак е́сли вы са́ми не добьетёсь, вам… ну хто вас… за вас добье́тся? Иди́тя, вон, на пя́тый эта́ж». – «Я не зна́ю тут як…» - «Идём». Иде́ть со мной у лифт, на пя́тый эта́ж… «Ён сейча́с в Ленингра́де на опера́ции, но во чэ́рез ча́сик, два, ён приеде́ть, заходи́тя…» Заняла́ мне во́чэредь, поста́вила: «Во, по́йдитя за э́тым…» Чужа́я же́ншына совсе́м, не э́та… Ну, прие́хаў, а моя́ ско́ро во́чэредь, так бли́зко была́. Захожу́ я туды́ к яму́, во́чэредь подойшла́, гъворю́: «Я из Белору́сии, колхо́з…» - «Всё я́сно…» Ён так, ужо́ яму́ донясли́. «Всё я́сно. Иди́тя у пе́рвый кабине́т». Я захожу́ - ён гово́рить: «У вас ёсти с собо́й хала́тик? Там, мы́ло…» Я кажу́: «Не, а что?» - «Та́почки?» - «А что?» - «Дак а у чём вы прие́хали?» Я гърю: «Дак мне сказа́ли чэ́рез три меся́ца… А э́то, - говорю́, - к дире́ктору… дак, - гъворю́, - мне у пе́рвую… А вы что уже́ меня́ ло́жите?» - «Да. Вас дире́ктор сказа́ў положи́ть». Тут же… Во, до́брый чэлове́к, хто мне ее́ посла́ў? Хто? То́лько Госпо́дь. Я по своёй жи́зни… вот, ве́рите, насто́лько ве́рю, что мне Госпо́дь посыла́ет до́брых люде́й. Посыла́еть Госпо́дь мне на моём пути́ до́брых люде́й. И во, зде́лали, и мы в одно́й пала́те з ёй очути́лися, в одно́й пала́те, и так дружи́ли. Чэ́рез ме́сяц на прове́рку, я зайшла́ така… А, да́ли мне во таки́й во де́тский неяки́й хала́тик, а я ж деряве́нская, но́ги э́тыя не загоре́лыя, бе́лыя… А у самоя́ ни су́мочки, ни па́кетика з ру́чками, а таки́й во, як са́хар сы́пють, таки́й. Там у мяне́ то́лько я ўзяла́... мы́ло я́к-то, я не зна́ю, чаго́ бы́ло, мо́же, так, ду́маю, помы́ть де ру́ки, ти что, то́лько мы́ло. Захожу́, наде́ли э́тый хала́тик, захожу́, так во дяржу́, як тро́ху… ины́ глядя́ть, а там усё… послы́ яки́я, тады́ жёны е́тых… кремлёўские, всё кремлёўские… а я деряве́нская колхо́зница… да ишэ́ з Белору́ссии… мэ́кала… мэ́кала. Так во стою́, ины́ на мяне́ глядя́ть, яку́ю-то засели́ли тут… недора́звитую, ду́мают… Да ишэ́ и по-белору́сски ж говорю́... И ста́ла, зайшла́, стою́... Яны́ гляде́ли, гляде́ли. Тады́ гово́рють: «Же́ншына, вон пуста́я ко́йка, - говори́ть, - э́то ва́ше бу́дет ме́сто, иди́те». Як подружи́лись мы, на́ша пала́та была́ дру́жная. Там кото́рые свари́лись приходи́ли, их и разбира́ли, и нака́зывали… А мы так подружи́лись. Ну и тады́ пое́хала, я так захожу́ у колидо́р, да дли́нный-дли́нный же университе́ту… Вро́же кто́-то кричи́ть: «Ой, Татья́на!» Я так: «Ма́мочки, кто меня́ тут зна́еть?» А ина́, ка́жется, Али́на… Ина́ бяжи́ть, ру́ки, там, люде́й со́тни, ина́ ру́ки расста́вила, бяжи́ть, кричи́ть на всю, не гляди́ть ни люде́й… «Татья́на, ой, я так ра́да, что тябе́ уви́дела!». Кричи́ть… и так во мы з ёй… Дава́й своё там расска́зывать… её... сомне́ние своё, а ина́: «Ой, дак так должно́ быть». Ну, ина́ ж… городска́я, и е́то… и всё… Ну, тады́ у мене́ все спра́шивають: «Хто вас устро́иў?» И я́ны да́же е́тыя, мы ж сдружи́лись, и все спра́шивали. Я гърю: «Де́вочки, сама́ не зна́ю, Госпо́дь. И чэлове́к до́брый». Ну, рассказа́ла, что… «Зна́ешь что, Татья́на, вот погляди́ть на тебя́, ты хоро́шая, но ты пра́ўду не говори́шь. Нихто́ ў жи́зни ишчэ́ тут сам не устро́иўся. Мы ужо́ яки́я… мы ж не роўня́ табе́, колхо́знице. И то нам надо по знако́мству, мы, - ка́жуть, - у Кремле́». Я гърю: «А чаго́й-то вы не у крямлёўскую, а тут?» А ина́ гъри́ть: « А там… ну, строе́ние, там лу́чше, у кремлёўской, и культу́ра чисте́й. А са́мая вы́сшая медици́на и врачи́ - э́то тут. Пое́тому мы вот сюда́ и при… А то ты, колхо́зница, з дяре́ўни, з Белору́ссии – так. Вот почаму́ ты нам, ну мы ж дру́жим, мы ж не продади́м тебе́ и того́ чэлове́ка». Я кажу́: «Ну, де́вочки, ну пове́рьте мне, ну я наде́юсь, что то́лько Госпо́дь и до́брый чэлове́к». Иду́ - там аж профессора́ и доктора́, та́ма ж нема́ тако́го… а мне де́лаў опера́цию Малю́та. Людми́ла Васи́льевна Малю́та. Иду́ раз во́зле йи́хныя е́тыя ужо́... ну, айде́ и́хныя, сидя́ть де врачи́. И яны́ и гово́рють: «Вот хоть ина́ не го… - врачи́, е́тыя, профессора́, доктора́, - хоть ина́ и не гово́рить, хто яе́ сюды́ ўстро́иў, а по всей ви́димости… яе́ сюды́ ўстро́иў Ивано́ў, что, во, ёсть як… яки́й-то… Ну, что про яго́... ме́тоду ле́чутся. Е́то ён яе́ сюды́. Е́то ён яе́ сюды́ ўстро́иў, а что ина́ ка́жет “сама́”». Да́же не то, что де́ўки не пове́рили, а ты́и, врачы́ не пове́рили. Говорю́ть: «Э́то то́лько ён яе́, э́то ина́ ро́дственница яму́... – ён, профе́ссор Ивано́ў [фамилия ИТВ - Иванова], кото́рый ме́тод яки́й-то лячэ́ния… - э́то ён яе́, э́то ина́ не хо́чэть яго́ прода́ть, не призна́ется». А яго́ действи́тельно… вот так, что то́лько на Го́спода наде́юсь и на ту́ю же́ншыну, что посла́ў... [Соб.: Пусть дальше у вас будет всё хорошо.] Госпо́дь… до́брых… ой, и вам, и вам, ми́ленькие, неха́й всё бу́деть хорошо́, неха́й Госпо́дь помога́е…