[А не знаете какие-нибудь приметы к покойнику?] Приме́ты? Не, не зна́ю, ра́ньше вот говори́ли, вот соба́ка во дворе́ там во́ет: е́сли она́ лежи́т, то к поко́йнику, е́сли сиди́т, то к пожа́ру, вот ра́ньше так говори́ли, по соба́ке. Вот, не зна́ю, как ещё к поко́йнику. Ну, вот сны. Вот я, наприме́р, ви́жу то́лько ве́щие сны. Я не ви́жу сны вообще́, но е́сли мне присни́лось я́вно чё-то тако́е, зна́чит быть чему́-то. Вот Вита́лька разби́лся… Вот чё-то он… Он уе́хал, вот чё-то мне́ как бу́дто тя́жко, в… я да́же пла́кать, пла́кать начала́, ду́маю: «Чё это со мно́й, я не могу». Я с чего́ запла́кала-то? Вот одино́ко, вот он ну прие́хал наа, на два денька́ и опя́ть уе́хал. И вот кака́я-то вот слёзы на меня́ напа́ли и всё. Да что́ тако́е? Ни вот… Щас вот сама́ себе́ вот нагоня́ю сама́ себе́ жу́ти. Вот нельзя́ э́того де́лать, это обяза́тельно чё-нибудь… Отвле́чься надо. Я вот кроссво́рды взяла́. С кроссво́рдами. А так вот ве́щие сны, вот пе́ред тем, как мой муж у́мер, у нас соба́ка лежа́ла вы́ла, была́ у нас соба́ка. Лёжа вы́ла. А я уж ду́маю, ну хоть бы то́лько не де́ти. Дете́й, что боя́лась за дете́й, чё-то мо́жет заболе́ют или чё. А пото́м сон ви́жу. Сон ви́жу, бу́дто гря́дки у меня́, и лук зелёный-зелёный. А я от гря́дки лу́к-то бу́дто рву, скла́дываю, а к нам в огоро́д бу́дто на бе́лой ло́шади заезжа́ет поко́йник, ну вот же́нщина одна. А я так вста́ла, говорю́: «А чё тебе́ здесь на́до?» А она́ говори́т: «Да к тебе́ е́ду». А я говорю́: «А ты здесь не нужна́». Вот так вот. Ви́жу, гря́дки-то дли́нные… Во́т он. Вот племя́нница заболе́ть… Ви́жу: мы с ней в ре́чке гусе́й каки́х-то, а вода́ гря́зная, му́тная вода́ така́я. Племя́нница заболе́ла. Вот рак головно́го моз\га, опера́цию в Москве́ де́лали. Я бою́сь вообще́ снов, я бою́сь вообще́. Ба́бушке вот умерет\ь, у меня́ ста́рший брат у́мер, он то́же ходи́л ко мне. Ну потому́ что он, э́то как вот пе́рвый поко́йник в на́шей семье́, что вот мой брат у́мер, для меня́ э́то бы́ло впервы́е как-то, э́то бы́ло о́чень тяжело́. Он то́же ко мне наве́рно ходи́л, и его́ оте́ц мой не пуска́л. А я всё вре́мя говори́ла: «Па́пка, ты чё не пуска́ешь, э́то же Во́ва хо́дит», — что брат-то мой. А он говори́т: «Э́то не Во́ва». И так вот две́ри де́ржит, а ра́ньше здесь были две́ри, и не пуска́ет, а две́ри бу́дто так вот аж треща́т, а он не пуска́ет. А ба́бушка ещё была́ жива́. Я к ней пришла́ и говорю́: «Ба́ба, чё тако́е, — говорю́, — вот, вот Воло́дя мне, вот ка́жется и сни́тся и всё и, – я говорю́, – не зна́ю, чё тако́е. И ви́жу бу́дто сон, что он говори́т: «Пойдём, посмо́тришь, каки́е у нас магази́ны». Вот он в бе́лой руба́хе бу́дто, в брю́ках. И я с ним пое́хала бу́дто на како́й-то трамва́й како́й-то. И он меня́ заво́дит в магази́н, а магази́н бе́лый, пла́стиковый. «У нас, — говори́т, — выбира́й себе́ чё-нибудь». А я пока́ выбира́ла там, вот по́мню, вот ни́жнее бельё кружевно́е, всё бе́лое. Выбира́ю, поверну́лась, его́ не́ту, а я говорю́: «Го́споди, а как я обра́тно дое́ду?» И просну́лась. А ба́бушка говори́т: «Ой Та́ня, нехорошо́, что он к тебе́ хо́дит». И я, зна́ешь, начала́ ка́к-то да́же заболева́ть, боя́ться ста́ла. Говорю́: «Наве́рное, я умру́». А пото́м ба́бушка говори́т: «Вот зна́ешь, я тебе́ скажу́, как на́до сде́лать». А я говорю́: «Как на́до сде́лать?» Она́ говори́т: «Вот так и так сде́лай». Ну э́то, как она́ говори́т, на́до в туале́т там сходи́ть, там поверну́ться, там плю́нуть, чё-то сказа́ть тако́е, что как «Отста́нь от меня́», – вот тако́е чё-то. Ну я уже́ ду́мала, что всё, я так сде́лала. И сни́тся мне сон: он бу́дто идёт, брат мой ста́рший, та́к же в руба́шке, и несёт са́хар, в паке́тике. И ми́мо меня́. А я в окно́-то стучу́ и выбега́ю сюда́ вот на вера́нду с крыльца́ и говорю́: «Ты чё не захо́дишь-то? Пойдём чай пить». А он говори́т: «А я к тебе́ бо́льше не пойду́, я к ба́бушке пойду́». Че́рез неде́лю ба́бушка умира́ет. Я вообще́ снов бою́сь. [А как вам бабушка говорила сделать, чтоб он не ходил?] Ну вот я ма́тери-то говорю́: «В туале́т идёшь по-большо́му, поверни́сь, — говори́т, — плюнь три ра́за и скажи», — я вот доскона́льно счас слов не зна́ю каки́х-то, она́ там вперёд-то говори́ла: «Как отста́ло, так и ты от меня́ отста́нь!» Вот так вот поверни́сь и плюнь три ра́за туда́. Я так вот. [Через плечо?] Да, поверну́лась и пря́мо в ды́рку в э́ту, ну как у нас туале́ты, плю́нуть. [А в какую сторону поворачиваться, или без разницы?] Без ра́зницы. Вот. И вот… муж когда́ у́мер, то́же ведь та́к же ко мне вро́де ходи́л, ходи́л, а я пото́м вспо́мнила: ба́бушка мне так говори́ла. И то́же сон присни́лся. Ну он… муж-то у меня́ как… гре́шный: он пове́сился, вот. Вот Воло́дя свое́й сме́ртью у́мер, зна́чит там всё бе́лое бы́ло, да. А ту́т мне сни́тся – вот я так сде́лала, и мне сни́тся: я захожу́ – кака́я-то вот хиба́ра, и все хо́дят таки́е стра́шные, пья́ные, вот и я́ бу́дто среди́ них… А он сиди́т – вот у нас подпо́лье внизу, да, и вот там всё гря́зное тако́е, и бу́дто подпо́лье тако́е дли́нное, как моги́ла. А он сиди́т, вот так вот туда́ но́ги све́сил, и са́м-то тако́й стра́шный, а я бу́дто его́ за пле́чо-то, говорю́: «Ты чё тут сиди́шь? Пошли́ домой!» – А он на меня́ ма́том: «Да пошла́ ты… со свои́м до́мом». И я просну́лась. И бо́льше он ко мне не приходи́л. А так то́же… вот вся́кая фигня вот мере́щилась – вообще́ кошмар. Быва́ет же тако́е! [А его где похоронили, на кладбище?] А куда́ мы его́ бу́дем хорони́ть? Ну у нас то́же там вот кото́рые гврят: «А таки́х-то здесь не хороня́т!» – а у меня́ оте́ц ещё же был живо́й, говори́т: «Так дава́й к тебе́ в огоро́д похоро́ним». А куда́ нам? У нас нет отде́льного кла́дбища, все тут – и таки́е, и таки́е [вздыхает]. Вот и всё.