[Многих здесь раскулачивали, высылали?] Да, раскула́чивали и высыла́ли. Вот бы вам бы поговори́ть бы с сосе́дом, с Ю́рой Ма́рковым. Они́ чи́слились, его́ пре́дки, в кулака́х. У них была́ то́ ли ме́льница, то́ ли ве́ялка, ну, како́е-то… на парово́м дви́гателе она́ рабо́тала. Причём раскула́чивали-то да́же ро́дственники их, ну одни́ бы́ли как бы при сове́тской вла́сти-то, рабо́тали там э́то, а вторы́е про́сто кулаки́ бы́ли, зажи́точные. Ну вот, приходи́ли, их раскула́чили, вы́везли всё, да́же полы́ сня́ли, тогда́ полы́-то до́ски-то, э́то вот бы́ло то́же, дефици́т, сня́ли. Но их спас, са́ми они́ с Белору́ссии, комисса́р, кото́рый узна́л их по житью́ ещё в Белору́ссии. Он принёс докуме́нт в сове́ты и гъри́т: «Вы как так? Вот докуме́нт, по кото́рому нельзя́, зна́чит…» Е́сли сто́лько-то дете́й нельзя́ забира́ть там после́днюю коро́ву, там како́й-то ми́нимум на́до оставля́ть, а они́ вы́несли всё, да́же ча́шки и ло́жки, вот, да́же у хозя́йки ни́жнее бельё, всё э́то вы́несли. Мы, гът, пото́м на поко́се рабо́таем — э́то мать его́ расска́зывала, она́ щас жива́я, ей вот за девяно́сто лет. И она́ гът: «В мое́й ночно́й руба́шке, там жа́рко, разде́лась, я гът… ну я, грю: “Ну чё?”» [Смеется.] Там ма́том на её: «Как тебе́ моя́ ночну́шка, гре́ет?» Вот то есть так вот подсмея́лась над ней. А что́ бы́ло сде́лать? Про́тив сове́тской вла́сти ведь не попрёшь? А говори́т, вот э́тот агрега́т, его́ перевози́ли-перевози́ли из дере́вни Миха́йловка [Тобольский район, Тюменская область], так доро́гой и бро́сили, он заржа́вел и пропа́ло всё э́то де́ло. Оно́ не послужи́ло никому́. Ну, бы́ло, так вот раскула́чивали, да.