[Встретили СВФ в карасульском Доме досуга, вышли на крыльцо поговорить. СВФ интересуется примерной тематикой разговора, сам определяет его отправную точку. Однажды в руки СВФ попался учебник по географии России 1914 года «Отечествоведение». Нашел информацию про эту местность.] Вот э́та дере́вня [Карасуль] стоит на ста́ром Сиби́рском тра́кте, ну, вы зна́ете исто́рию. По ука́зу импера́торов на́ших, царе́й, сообща́лось: центра́льная Росси́я вот — до Тобо́льска. Здесь жи́ли лю́ди, жи́ли поселе́ниями, но ка́к они́ формирова́лись, как образо́вывались — э́то своя́, коне́чно, исто́рия. Но укла́д жи́зни сложи́лся тако́й, что здесь жи́ли лю́ди, а в леса́х жи́ли разбо́йники. Про них скла́дывались и пе́сни, и вот ру́сские наро́дные ска́зки, но э́то те́, кото́рые не подчиня́лись зако́нам, ца́рским ука́зам, не хоте́ли плати́ть нало́ги. Они́ уходи́ли в леса́ — кто́-то разбо́йничал… У них бы́ли земля́нки, они́ там в лесу́ жи́ли. А вот корми́ло-то их ме́стное населе́ние. То́ есть, ме́стные от них не отка́зывались, потому́ что они́ бы́ли как рабо́тники на сезо́нные рабо́ты. Лю́ди чем жи́ли? Сади́ли хлеб, и на убо́рочные на́до бы́ли ли́шние рабо́чие ру́ки. [И у вас тоже они приходили?] И они́ выходи́ли из лесо́в к лю́дям, причём нра́вы бы́ли таки́е: о́чень доверя́ли друг дру́гу, воровства́ не́ было. А на чём э́то держа́лось? Это оно́ держа́лось на суро́вых таки́х, ди́ких, ска́жем, зако́нах вот э́того. [При вас тоже были разбойники?] Нет, при нас э́то не́ было, э́то расска́зывал мой оте́ц, кото́рый слы́шал э́то от своего́ де́да. Его́ исто́рия — э́то исто́рия, е́сли мо́жно сказа́ть, самого́ вот э́того Карасуля́. Вот там на то́м берегу́ ре́чка Карасу́лька, почему́ она́ Карасу́лька, «тёмная вода́», здесь жи́ло вот то́ населе́ние, кото́рое… Языки́-то как, тю́ркские они́, и́ли кто́. «Ка́ра су́ль» — «чёрная вода́», вот они́ да́ли назва́ние, и они́ тут жи́ли. Они́ держа́ли ове́ц. Зна́чит, э́то бы́ли каки́е-то степняки́. Вот. А че́рез пятьдеся́т кило́метров отсю́да у нас прохо́дит Ко́ркинская слобода́. Там происходи́ли Нико́льские я́рмарки, и вот лю́ди отсю́да е́здили туда́, в Иши́м, на я́рмарки. Бы́ло сообще́ние тако́е. А я не договори́л про э́ти, ша́йки-то разбо́йников. Когда́ в селе́ кто́-то выпряга́лся из о́бщих пра́вил, ну — и́ли ворова́л, в о́бщем, досажда́л ме́стным, они́ его выгоня́ли из общи́ны. И он уходи́л в ле́с. Тогда́ ведь не́ было поездо́в и вот э́тих маршру́ток-то [посмеивается]. Уйти́ далеко́ он не мо́г, а жи́ть-то на́до бы́ло, он уходи́л в лес. Раз… к разб… они́, там разбо́йники, они́ его́ спра́шивали: в чём де́ло, и ка́к. «Да во́т, — и там, — не ужи́лся в селе́». — «Ах ты в селе́ не ужи́лся. А почему́?» — «Да напа́костил». И тогда́ они́ его́ спра́шивали: «Ты нас не ссо́рь с ме́стным населе́нием. Они́ нас ко́рмят». Причём они́ оставля́ли вот, в уче́бнике ука́зывало: хозя́йка выноси́ла у́тром, коро́ву подо́ит, кры́нку молока́, кусо́к хле́ба. Краю́ху. Краю́ха — э́то вот, зна́чит, почему́ «краю́ха» — кру́глый хлеб вот, отре́зано край — краю́ха. На кры́нку поло́жит — и на зава́линку. У́тром, часо́в в ше́сть-семь выхо́дит уже́, а его́ не́ту — в ле́с унесли́. «Ты не ссо́рь нас с ме́стным населе́нием». И его́ там спрас… шивали уже́ жесто́кими зако́нами — могли́ поби́ть, и́ли там ка́к, вся́ко. На рабо́ты пристро́ить каки́е-нибу́дь. Потому́ поря́док вот э́тот и бы́л. То́ есть, приуча́ли к поря́дочности — ворова́ть нельзя́, рабо́тать на́до. Ну и во́т. Так образо́вывались вот э́ти вот сёла. Заме́тьте, е́сли взять по ка́рте — все́ они на расстоя́нии одного́ ко́нного перехо́да иду́т от Иши́ма. Почему́? Ну э́то оди́н ко́нный перехо́д от почто́вой ста́нции. Кода́ ука́з вы́шел образова́ть почто́вые ста́нции, тогда́ моего́ далёкого пре́дка Васи́лия вы́звали к ста… не к ста́росте, а кто кома́ндовал Ко́ркинской слободо́й, ну, наме́стник от царя́, на кото́ром лежа́ла обя́занность образо́вывать вот э́ти ямщи́цкие ста́нции. Он его́ вызыва́ет и говори́т: «Дава́й, там, образу́й мене́ ста́нцию, ска́жем, ско́ко ты мо́жешь». А он был тода́ в селе́ Борово́е [село в Ишимском районе Тюменской области], вот зде́сь вот есть спи́сок [в карасульском Доме досуга] «Пе́рвые поселе́нцы». «Васи́лий сын Сто́гов из села́ Борово́е». Почему́ «сын Сто́гов»? Вы-то пото́м сфотографи́руйте вот э́то вот, запи́ска с архи́ва. А потому́ что ему́ когда́ поручи́ли, вот э́тому старику́, здесь постро́ить ста́нцию ямщи́цкую, то он отпра́вил сюда́ сы́на своего́. То́ есть отвеча́л-то он пе́ред нача́льником Ко́ркинской слободы́, а жи́л-то тут. А почему зде́сь? А потому́ шо когда́ отсю́да приезжа́ли лю́ди на Нико́льскую я́рмарку, они́ остана́вливались в постоя́лых двора́х в Борово́м. Вот. Поэ́тому у них существова́ли свя́зи, они́ друг дру́га зна́ли. Причём нра́вы бы́ли таки́е: все занима́лись ремесло́м. Ну, кто́-то ко́жу выде́лывал, кто́-то… Зна́чит, белошве́йки бы́ли, бы́ло разли́чно, кто́-то теле́ги де́лал. Това́рами обме́нивались, причём не заключа́лись сде́лки — они заключа́лись у́стные. Допу́стим, зака́з поступа́л к э́тому хозя́ину: «Вот ты́ мене́ на сле́дующий год, мне на́до сто́лько-то вот ко́жаных изде́лий, кому́-то теле́гу, чё...» И э́то всё чётко в тече́ние го́да зака́з выполня́ли, а на я́рмарку они́ привози́лись и обме́нивались. Вот та́к вот. Поэ́тому вот э́ти вот у́стные договорённости, они́ бы́ли оч\ень надёжные. Лю́ди э́ти жи́ли, э́то бы́ло и́х… Осно́ва. Кто́-то хле́б вози́л, мно́го хле́ба вози́ли. Вот Ершо́в написа́л ска́зку: «Бра́тья се́яли пшени́цу и вози́ли в гра́д-столи́цу. Знать, столи́ца та была́ недале́че от села́». Э́то семь кило́метров от Иши́ма, дере́вня щас Ершо́во. Пётр… ну вот Ершо́в. Вот о́н написа́л это всё. А у на́с когда́ пе́рво… вот та́м на бугре́ — э́то всё ле́с был. Где кла́дбище, где це́рковь стои́т — это всё был ле́с. Когда́ сюда́ первопоселе́нцы при́были — а им в сопровожде́ние, вот э́тому Васи́лию Сто́гову, ямщику́, да́ли в сопровожде́ние отря́д стрельцо́в. Их фами́лии то́же вот есть вот зде́сь [в записке из архива]. Для чего́? А потому́ что на́ши места́ подверга́лись набе́гам степняко́в из Казахста́на, тут Казахста́н недалеко́. Они́ набега́... их все́х не каза́хами зва́ли, их зва́ли «кирги́зы». У них мно́го племён ра́зных — кирги́зы, кирги́зы-от набегу́т, ме́стных мужико́в поубива́ют, же́нщин, дете́й в рабы́ продава́ли. Им на́до желе́зо бы́ло, а чё, на халя́ву, нельзя́-то гра́бить. Их не люби́ли. Вот. Да́ли стрельцо́в, и вот они́ выруби́ли вот э́тот весь буго́р, с э́того ле́са постро́или и́збы по вот э́той у́лице [показывает на улицу, перпендикулярную бугру и лесу вдоль него]. Вот от це́ркви сюда́ е́сли идти́, э́то центра́льная у́лица была́, ну, э́то сейчас ту́т мост, а та́к-то шёл ста́рый Сиби́рский тра́кт. Вот на сле́дующей [нрзб. — 00:08:41,950] у́лице вот та́м была́ плотина́ че́рез ре́чку. […] Они́ постро́ились, стрельцы́ то́же завели́ себе́ хозя́йство, солда́тики. И вот э́то уже́ в сове́т… при сове́тской вла́сти име́ло свои́ после́дствия, вот э́то вот, то, что был отря́д, и они́ бы́ли вооружены́. Тогда́ они́ бы́ли вооружены́ ору́жием так\им. Ну, ска́жем… Не совреме́нное, а ру́жьями фусе́и… э́то, «фузе́я» зва́ли, ну, та́к-то по-францу́зски, дак э́тот фусе́я. Вон на Бороди́нской би́тве кото́рые бы́ли восемьсо́т двена́дцатого го́да, кремнёвки, фити́льные ру́жья. Они́ пото́м до́_лго по хозя́йствам у на́с у ко́е-кого́ пу́тались, но примене́ние своё не находи́ли, но бы́ли. Ну и про совреме́нное, ну и вот, вот в ты́сяча девятьсо́т два́дцать второ́м году́, когда́ был эсе́ровский, так называ́емый эсе́ровско-кула́цкий мяте́ж в Иши́мском уе́зде, то в Карасу́ль шёл продотря́д, красноарме́йцы, два́дцать два челове́ка. Все мужики́ вот э́того села́ собра́лись, все́, до одного́. Вооружённые. И они́ весь отря́д э́тот в перехо́де вот где́ вот там, есть у на́с посёлок Октя́брьский, и вот э́то село́ Карасу́ль. [Показывает рукой как бы короткий переход между селами. В действительности между Карасулем и Октябрьским существует переход в 1-2 км вдоль леса.] В э́том перехо́де [произошёл расстрел]... НКВД к отве́тственности ни одного́ не призва́ло, не м… не могли́ узна́ть, кто́ это сде́лал, потому́ что никто́ никого́ не сдал, раз все́ бы́ли. Ну вот им па́мятник поста́вили, где це́рковь стои́т, и вот там па́мятник с кра́сной звездо́й [см. фото Karasul-Ishimsk-04, Karasul-Ishimsk-07] — вот там два́дцать два челове́ка продотря́да лежи́т. А пото́м… Сове́тская власть объявля́ет тако́й призыв\ сда… «Сда́йте ору́жие, у кого́ оно е́сть». Ну мужики́ собра́лись на совеща́ние, говоря́т: «У, хи́трые каки́е. Сдать ору́жие — э́то… Меня́ за э́то ору́жие… с него́ же… продотря́д был расстре́лян. Не, мы не согла́сны. Дава́йте-ка, мужики́, — говори́ть, — его́ закопа́ем». И вот они́ собра́ли всё ору́жие своё. Ну, кро́ме, вида́ть, охо́тничьих ру́жей, кто охо́тники… Оно́ всё нарезно́е. И вот в том конце́ посёлка есть ку́зница у нас ме́стная, ку́зница. За неё ушли́, вы́копали я́му и закопа́лись. И вот щас та́м до сих по́р лежи́т склад вот э́того ору́жия. [А кузница там осталась в каком-то виде?] Нет, ме́сто оста́лось, а ку́зницы́-то нет. […] А э́то мне расска́зывал… Бы́л тут у на́с тут так называ́емый Кула́га. Щас оста́лась то́лько его́ жена́ в живы́х, э́та, Са́ша Ю́дина, тёща. Вот она́ ещё жива́, ста́рая же́нщина. Вот тако́е расска́зывала. А та́к-то мно́гие уже́ у́мерли, рассказа́ть не́кому. Вот та́к вот образо́вывались вот э́ти все сёла, а они́ шли от ямщи́цких ста́нций. От почто́вых ста́нций. То́ есть, э́то бы́ла до́лжность, кото́рую царь плати́л ямщику́, ли́бо постоя́лый дво́р, меня́ли лошаде́й. У них остана́вливалися прибы́… прибыва́ющие и отбыва́ющие, а пото́м… А мо́й дед, Сто́гов