[А материнским молоком ни от чего не лечили?] Лечи́ли. [От чего?] А щети́ну вытира́ли. [А как? Что делали?] Ребёнок вот, е́сли пло́хо спи́т, кру́тится там, беспоко́ит его́... Я не ве́рила, мне то́же ба́бушка э́то сказа́ла, говори́т… А мы жи́ли ещё в котте́дже — там ва́нна была́ — она́ говори́т: «Ты его́ искупа́й в тёплой воде́, вы́три досуха́ и грудно́е молоко́ — на пле́чи вот, на спи́нку, и, — гът, — вот та́к вот потихо́ньку, — гът, — вытира́й, и, — гът, — и поя́вится ка́к вот… свиня́чая чёрная щети́нка. Я говорю́: «Да ну, ба́ба, ты чё, ну ма… младе́нец, ребёнок, к… кака́я щети́нка?» Она гът: «Де́лай, чё». Я, пра́вда, заката́ла [? - 00:14:12,130] и смотрю́: у него́ вот та́к вот на плеча́х вот та́к вот, прям чёрные-то вот э́ти вот то́чки, бу́дто бы вот они́ и пра́вда вот, и вот я их выка́тывала. Не зна́ю, ско́лько, не по́мню уже́, ско́лько я выка́тывала, ну… вы́катала. А ещё была́ — полуно́шницу лечи́ли. [Это как?] Э́то ребёнок де́нь с но́чью пу́тает. Де́нь он спи́т, а но́чью он не спи́т, и вот то́же загово́рами. Та́к же пя́точки са́жей черти́ли, пя́точки, на гру́дке. [А что чертили?] [Переспрашивает.] [А что чертили на пятках?] Кре́стики. Кре́стики и каку́ю-то моли́тву, э́то я то́же уже́ не вника́ла. А кого́ молоды́м на́до бы́ло вника́ть, что́ ли, всё, во всё э́то? Э́то на́до бы́ло запи́сывать, что́бы чё-то всё запо́мнить. Вот, над ни́м ма́зали э́ти, води́чкой како́й-то умыва́ли, и́ли нач… нашёптывали на води́чку-то, пя́точки сма́зывали, и всё. [От чего щетина появляется?] [Переспрашивает.] [От чего появляется щетина?] А вот я да́же не зна́ю, я вот пра́вда, никогда́ не пове́рила бы, а тут э́то. «На́до же», — говорю́... Вот да́же… да́же вот гр\ыжу ле́чат вот пупову́ю, да? Почему́-то ведь помога́ют ба́бки, а не врачи́. У меня́ вот у вну́чки вот с пята́к была́ пупова́я гры́жа. Ну, э́то они́ жи́ли ещё там… они́ при́... при… приглаша́ли ба́бушку. Пята́к ста́рый у неё у э́той, у ба́бки. Пята́к ло́жили на пуп, заче́м-то, то́же чё-то там де́лали. Не зна́ю, я-то не э́то, ну… [плюёт четыре раза]. Мы ду́мали, что у неё вообще́ пуп вы́лезет, но у неё прошло́. Мы да́же боя́лись, когда́ она́ вот запла́чет, сра́зу как э́то вот, напряга́ется ведь. Ну… всё прошло́. Вот, почему́-то же зна́ли ста́рые лю́ди всё это. Да я, почему́-то не… придава́ла э́тому значе́ния, чтоб переня́ть э́то у ба́бушки, и́ли… Да, как-то не до э́того всё бы́ло. Не зна́ю… Вот, мно́го чего́ лечи́ли, и всё, всё… всё к ба́бке. А вот ба́бки — не ба́бки, а вот вс… Бы́ли когда́ Кашпиро́вского-то… Кашпиро́вский-то у на́с выступа́л-то по телеви́зору. [Соб.: Нет.] Экстрасе́нс ещё… [Соб.: Это мы маленькие были.] Ну вот… Вот у меня́ был ма́ленький Вита́ля ещё. Ну мы же в э́том… в дере́вне: «Ты что, Кашпиро́вского смотре́ть бу́дем». Мы всё броса́ли… И у него́ начала́сь ветря́нка. Ну э́то же вообще́ смешно́: ну про́сто зелёнкой пома́жь и всё. Ну… про́сто… у него́ температу́ра была́. Мы его́ посади́ли с ма́мой посерёдке на дива́не, телеви́зор включи́ли, и Кашпиро́вский. Я говорю́: «Вот смотри́ дя́дю, он тебя́ лечи́ть бу́дет». Он так ко мне́-то приклони́лся, а са́м вот в пупырька́х, в пупырька́х вот ве́сь вот вообще́. Се́л, смотре́л, смотре́л. Смотрю́: «Глаза́ закрыва́ются». Аɣа́. Вро́де засыпа́ет, и смотрю́: щёки у него пря́м кра́сные-кра́сные сде́лались. Я говорю́: «Температу́ра что́ ли?» Так вот по… пощу́паю — нет вро́де ничё. Ну я его́ унесла́. Ну не зна́ю [усмехается], вот пра́вда, я сама́ не ве́рю Кашпиро́вскому, зна́ю, что э́то всё ерунда́, но… Но та́к уж ка́к-то. Он у́тром просну́лся — у него́ ни одного́ пры́щика не́ту. Нигде́! Ни на нога́х, и на… ни лице́, ни… вообще́ не́ту пры́щиков. Когда́ вот у второ́го ветря́нка-то была,\ уже́ Кашпиро́вского не́ было. Он про́сто… он всё вре́мя цара́пался, чу́хался, и так как… как-то он и боя́лся-то вот, цара́пался, а ведь Пе́тька о-ой!