[Рассказывает, что церковь в Карасуле построили в начале XX века, в 1920-е годы в её здании сделали клуб, и в конце XX века церковь вернули верующим. В то время там не было священника, люди обустраивали церковь своими силами и приносили в неё иконы.] И здесь была́ и щас есть у нас чудотво́рная ико́на, вот счита́ется покрови́тельницей на́шей, э́того поселе́ния всего́. В те времена́, когда́ большевики́ здесь вла́ствовали, она́ исче́зла. Ведь в неё стреля́ли, с неё сде́лали мише́нь, и по́сле э́того она́ куда́-то исче́зла, её не́ было. А вот когда́ ста́ли уже́ здесь моли́ться, здесь оди́н ме́стный жи́тель принёс её. Но отку́да она́, никто́ не зна́ет. Где она́ была́, он не сказа́л. Щас он здесь не живёт, уе́хал. Вот. Вот така́я исто́рия. А что ещё? [А как стреляли, куда попали?] А, в ико́ну? [Соб.: Да.] Ну э́то вам на́до з… зайти́ посмотре́ть [См. фото Abalakskaja-Karasul-Ishimsk-2]. Попа́ли у… в Иису́са попа́ли, ну в младе́нца, кото́рого она́ де́ржит. Сюда́ [показывает место между носом и верхней губой]. А Богоро́дице попа́ли вот сюда́ вот, зна́чит [показывает на лоб]. Ну вот та же́нщина, у кото́рой, кото́рая стреля́ла, у неё пото́м сын роди́лся без ве́рхней губы́. Он щас живо́й, здесь живёт. Она́ умерла́, а он живёт. Так [изображает звуки невнятной речи], он разгова́ривать не мо́жет [нрзб.]. Ну вот, как счита́ется, Бог покара́л. Покара́л как бы не её, а их ребёнка. Так вот ну, как бы счита́лось. Но она́, я в то вре́мя с ней уже́ не обща́лся, говоря́т, что она́ пожале́ла о том, что сде́лала, когда́ уже́ ста́ла в во́зрасте-то. Она́ молода́я, она́ же себя́ счита́ла геро́ем, комсомо́льцем, ну как, коне́чно. «Рели́гия – о́пиум для наро́да», всё тако́е, агита́ция. Что она́ там могла́ понима́ть? Там её си́льно не обвиня́ли в э́том. Но наказа́ние-то получи́ла. Ну она́ раска́ялась, приходи́ла в це́рковь, и так вот, как бу́дто ве́рующая умерла́. Всё, бо́льше ничего́. Никаки́х после́дствий. [А не говорили, что не только её ребёнка покарают, но и внуков?] Нет, заче́м? Два́жды не нака́зывают. Нет-нет, оди́н раз. Её, вот её мо́гут там не приня́ть. В Ца́рствии Небе́сном Госпо́дь мо́жет не приня́ть её. Но э́то уже́ Его́, э́то… не зна́ю. Может быть, прости́л, мо́жет быть… мо́жет быть она́ пото́м, когда́ взро́слой ста́ла, мо́жет быть, она́ жила́ че́стно. Ничего́ тако́го плохо́го бо́льше не де́лала. Ну и, получа́ется, оди́н грех в тако́м во́зрасте. Вполне́ Бог прости́т, он же милосе́рден. Он ещё не таки́е грехи́ проща́ет, уби́йц проща́ет. То́лько чтоб челове́к по́нял и раска́ялся, пожале́л об э́том и бо́льше не де́лал э́того. Всё, бо́льше ничего́ не ну́жно. И жил че́стно. Вот Он со мно́й. Ну и, коне́чно, ну́жно и в це́рковь ходи́ть раз, раз она́ Бо́гом дана́ нам. Ве́рующий челове́к до́лжен ходи́ть. [...] Ну ещё здесь одна́ же́нщина, э́то она́ мне расска́зывала. Она́, не зна́ю, мо́жет быть, ещё кому́-то говори́ла. То́же она́ здесь живёт сейча́с. Зна́чит, вот э́та ико́на, когда́ её верну́ли, ну её верну́ть-то верну́ли, но её же на́до освяти́ть по но́вой, неизве́стно, где она́ была́. Её увезли́ в Тобо́льск. Там у нас митропо… митропо́лия, там митрополит нахо́дится, там как бы центр на́шей жи́зни духо́вной. Там её проверя́ли. И, зна́чит, верну́ли. Но верну́ли не нам, а в го́род верну́ли. Ну есть Нико́льский храм тако́й. Зна́чит, там епи́скоп. И мы жда́ли, жда́ли, а пото́м ста́ли возмуща́ться и потре́бовали, что́б её верну́ли. И нам её верну́ли. И она́ сейча́с у нас. И вот уже́ неда́вно, где́-то с год тому́, одна́ же́нщина ста́ла ходи́ть. Кста́ти бы́ўшая дире́ктор шко́лы здесь ме́стной. И мы с ней разговори́лись, и она́ грит: «Мне э́та ико́на помогла́». Я говорю́: «Как?» Она́ грит: «Ну не мне, а сы́ну». У неё сын заболе́л. А сын жил в друго́м го́роде, он не здесь жил. Заболе́л, и по… они́ связа́лись с ним по телефо́ну, он говори́т: «Так и так, – грит, – не могу́, вот». Там что́-то у него́. И она́ зна́ла, что вот така́я ико́на есть. Зна́ла, что она́ в го́роде, пое́хала туда́. И туда́ пое́хала, там помоли́лась, ну так, как гри́тся, от чи́стого се́рдца со слеза́ми, и... И прям на друго́й день сын зво́нит, грит: «Ма́ма, ты зна́ешь, мне вчера́ полегча́ло ве́чером». Она́ грит: «А в како́е вре́мя?» А вот, ну и как раз, когда́ она́ там моли́лась. Сра́зу. По́мощь пришла́. Вот. По́сле э́того он не боле́л. Но есть вот тако́й, как гри́тся, зако́н О́за для ве́рующих. Что е́сли Бог тебе́ помо́г, то его́ не на́до оставля́ть. А лю́ди п… е́сли не понима́ют, и они́ обрати́лись, Бог помо́г, ну и всё вро́де: «А чё ходи́ть бо́льше в це́рковь?» Ну до сле́дующего ра́за. Он мо́жет ещё раз помо́чь. Но пото́м, на тре́тий раз, когда́ си́льно прижмёт, мо́жет и не помо́чь, а то ещё и наказа́ть. И так у неё и случи́лось. Она́ бо́льше не пошла́ в це́рковь. Ну как обы́чно, понача́лу там раз, два, три, пять походи́ла и бро́сила. Че́рез год он опя́ть заболе́л, э́тот па́рень. Она́ опять пошла́, уже́ здесь. И здесь походи́ла, и опя́ть ему́ полегча́ло. И она́ опя́ть бро́сила. А сейча́с он ра́ком заболе́л. Вот така́я исто́рия. [То есть так произошло, потому что она в церковь перестала ходить?] Ну, ви́димо, так. Он приезжа́л, э́тот па́рень. Вот по ви́ду ему́ лет три́дцать там с ли́шним. То́же приходи́л, ну он я́вно неве́рющий, так, ви́димо его́ она́ заста́вила. А она́ приходи́ла, она́ на коле́нях, зна́чит, пла́кала. Ну я не зна́ю, чем э́то зако́нчилось. Похо́же на то, что, зна́чит, по́мощи не бу́дет. Я так ду́маю. Так похо́же на э́то. [Почему похоже?] А? [Собиратель повторяет вопрос.] Ну пото́му что э́то уже́ ви́дишь, э́то ви́дишь, тогда сра́зу помогло́. А здесь уже́ где́-то о́коло го́да. Ничего́ нет. Он как боле́л, так и боле́ет. Понима́ешь, здесь… Бог э́то же совсе́м друго́е, ве́ра э́то совсе́м друго́й мир, э́то совсе́м други́е поня́тия. Он, Бог, помога́ет, мо́жет сра́зу помо́чь. А мо́жет, не сра́зу, ну́жно ждать. И ждать, мо́жет быть, ну́жно неде́лю, две, год. Мо́жет, пять лет. Всё зави́сит от того́, чего́ челове́к про́сит. И он же лу́чше зна́ет, что тебе́ поле́зней. Ты мо́жешь чё-то, в жи́зни ж у тебя́ быва́ет, вот чё-то тебе́ на́до вот, вот край, на́до вот, собира́ешься там что́-то приобрести́ и́ли что́-то куда́-то. А пото́м раз, не получи́лось, да. А пото́м че́рез како́е-то вре́мя чё-то вот узна́л, ты ду́маешь: «Хорошо́, шо я не пошёл [нрзб. 00:12:32,072]. Не на́до, нет, меня́ отту́да ещё вы́перят». Быва́ет же так? Ну вот и здесь так же. Ты про́сишь, ты ду́маешь: «Да, мне на́до, вот, Бо́женька, помоги́ мне. Я вот э́то, вот э́то…» А по́мощи не́ту. И всё, и здесь на́до сра́зу понима́ть, что раз не́ту, зна́чит и мне неполе́зно. Я подожду́. [Нрзб.] Но э́то ви́дишь вот, на́до бы в пе́рвую о́чередь так рассужда́ть. А лю́ди же как: «Вот, я хожу́ в це́рковь уже́ ско́лько, Он мне не помога́ет, да чё, да то!» Раз, смо́тришь, и бро́сил. О́чень мно́го броса́ют, о́чень мно́го. По пе́рвости хо́дят, хо́дят, хо́дят, а пото́м смо́тришь – ре́же, ре́же, нет. И сейча́с вот там [в соседнем пос. Октябрьский] три ты́щи люде́й, здесь [в с. Карасуль] – не́сколько со́тен. Челове́к три́дцать-со́рок хо́дит, и всё. Оди́н проце́нт всего́ приме́рно. Терпе́нье, э́то о́чень большо́е терпе́нье, ве́ра – э́то… э́то са́мое пе́рвое терпе́нье, зна́чит. Понима́ние, что, за́чем ты туда́ идёшь, что́ ты хо́чешь, кака́я цель жи́зни у челове́ка, заче́м Бог ну́жен. А так про́сто ходи́ть – по́льзы-то не бу́дет, ту́по. Пришла́, постоя́ла два часа́, ушла́. Всё, до́ма там основна́я жизнь. Основна́я жизнь должна́ быть с Бо́гом, Бог на пе́рвом ме́сте е́сли бу́дет у тебя́ в жи́зни, то у тебя́ всё бу́дет. А е́сли э́то так, на вся́кий слу́чай – и ничего́ не бу́дет, ещё пото́м спрося́т, что́ ты там притворя́лась. Да.