[Ранее ГТП говорила о том, что все местные старики уже или умерли, или сидят дома.] Ну а как вот ба́бушка говори́т: «Вот, в свинью́ превраща́лись лю́ди». Я говорю́: «Ба́ба! Ну не мо́жет э́того быть! Ну как вот челове́к мо́жет?» – «Вот ку́рица там за теле́гой бежа́ла – среди́ но́чи ку́рица бежа́ла, вот мы там переоде́лись на ле́вую сто́рону, и ку́рица исче́зла». Я всё вре́мя ду́маю: ну, э́то ра́зве мо́жет быть, чтоб челове́к взя́л и преврати́лся? А я говорю́: «Ба́ба, э́то про́сто како́й-то… тебе́ каки́е-то психотро́пные э́ти, наве́рно, набры́згали на тебя́, – говорю́, – чтобы́ тебе́, – говорю́, – мере́щилось сви́нья и́ли чё-то, – говорю́, – тако́го не мо́жет быть». Она́: «А! Вы щас ни в чё не ве́рите, вам щас ничё не на́до, а у нас вон всё бы́ло». Не зна́ю, мо́жет быть, э́то всё приду́мки, но мы́-то ве́рили». […] [А что там с курицей было?] Ну, грит, ку́рица бежа́ла, грит, во ско́лько… в двена́дцать часо́в но́чи, грит что́ ли, зимо́й. Как э́то ку́рица за ни́ми – они́ е́хали на теле́ге, за ни́ми ку́рица всю доро́гу бежа́ла. Я говорю́: «Так мо́жет, она́ хоте́ла, что́бы вы её забра́ли?» Она́ грит: «Нет, мы переоде́лись на ле́вую сто́рону, ко́фты наизна́нку оде́ли, и ку́рица исче́зла! Вот, – грит, – поросёнка бл… блин, у́хо оторе́зали поросёнке, пришли́, – грит, в она́ на пе́чке лежи́т перевя́зана там. [Кто?] Ба́бка там кака́я-то тут жила́, не зна́ю. И на сва́дьбу – как бу́дто е́сли поросёнок пришёл как бу́дто или чё там, у́хо отре́зали, а пото́м к… к э́той ба́бке пришли́, у неё завя́зано там… Э́ту повя́зку сни́ли… сня́ли, у неё у́ха не́ту там – вот пра́вда, мол, что превраща́лась. Ну вот, ну вот э́то вот про́сто ба́йки! В дере́вне – э́то же… ну э́то, коне́чно, никогда́ не мо́жет быть. Э́то уже́ про́сто чё-то так, они́ как испокон ве́ка иду́т вот э́ти все вот э́ти. Тако́го не мо́жет быть.