[До этого разговор шёл о том, что детям нельзя было разговаривать за столом. См. XXV-20 того же интервью.] А вот что, как вести́ себя́, вот у нас, как меня́ ма́ма ли́чно… Тогда́ вот… Сейча́с, наприме́р, в це́рковь захо́дят, а у нас же в то вре́мя це́ркви-то разгроми́ли, а где це́рковь была́, там шко́лу постро́или, вот поэ́тому а… […] А це́рковь в Иши́ме далеко́, ма́ма уже́ в це́рковь не ходи́ла, и она́ вообще́, мо́жно сказа́ть, она́ нас и не крести́ла, я уже взро́слая покрести́лась, и э́то, и сама́ я не ви́дела чтоб она́ моли́лась, там вот не, не ви́дела. А тем бо́лее сове́тская власть, тогда́ запреща́лось э́то всё, и в шко́ле, везде́, я была́ пионе́рка, в кр… в кра́сном га́лстуке, мы всё… Э́то бы́ло тако́е. Но она́ нас приуча́ла как: она́ всё, ну, Бо́гом нас пуга́ла, ка́рой Бо́жьей, да. Вот, наприме́р, я хорошо́ запо́мнила, она́ говори́ла: «Вот ты идёшь, не взду́май пересе́чь кому́-то доро́гу». Я до сих пор по́мню и я всегда́ подхожу́, е́сли мне на́до перейти́, я туда́-сюда́ [взгляну], и е́сли идёт челове́к, я пережду́, чтоб он прошёл, я никогда́ не пересеку́ дорогу́, понима́ешь, вот э́то насто́лько въе́лось, как говори́тся, с кро́вью, с молоко́м ма́тери, неда́ром говоря́т. Тепе́рь, зна́чит, вот е… У нас коло́дец был, по́ воду… [Почему нельзя пересекать кому-то дорогу?] А вот она́ говори́ла, что э́тот челове́к мо́жет на тебя́ ка́ру каку́ю-то навле́чь.