МГИ. [рассказ о сновидении]: А вот тут нас [него свой] золовка. Так же я иду, вот в этом углу стоит здание белое. Белое, такие большие двери, как у церквей. И вдруг она выходит из двери-то, на ней, и как она всегда ходила, серые платья — платье, кофта серая, в тапочках. И она так идет от двери — мне вот по этой стороне шархнулась по плечу. А я говорю: «Валентина, а что это, говорю, это случилось-то?» И у неё вот такой замок амбарный. Я говорю: «А что случилось-то?» А у неё как раз Вовка сын, вот здесь живёт, вот они тут работают, ушли... это.. говорит: «Да Вовка спился совсем — надо его запереть». И мимо меня прошла. Вот придумай, если я не видела, я бы ничего и не сказала, я слагать не могу. А вот сынок-то мой, который умер, после как он упал с крыльца — там один поддал... Он сидел вот на такой балясинке, вот на такой, в клубе в Хотимле. И домой собрался. Какой праздник, а тут учителя вышли: «Вить, тебе пора домой, давай иди». А он такой: «Сейчас докурю и пойду». И подошел один, нехорошо сказать, долбоёб. Его вот так вот-то дотронулся вот сюда, а вот такая балясинка у крыльца-то. А он два метра парень-то у меня был. Он съехал, его жопа-то съехала туда. Он его ногой-то прихватил, а была мороженая в ноябре месяце. Он переломал всё везде, все позвонки.
С. Кошмар.
МГИ. Еще и всё, это всё, голова у его не держалась. Вот. А потом его утащили без одеяла, а он кричит: я руки не чувствую. Они тащили за руки. Они вообще ему их выдернули. Вот. И когда я узнала, позвонили мне, я поехала туда. Ивановские врачи вылетали. Вот. Я могла... ну, пошевели пальцами, ногами — он так вот ногой-то пошевельнул.
С. Угу.
МГИ. А руками-то нет. Там жена с ним, жена два месяца тоже, Галина. Я ездила, я ему растирала руки, ноги. Он мне: «Мам, пусть Галина едет домой, а ты мне растирай. Я чувствую, тепло-то что это...» В Иванове-то справляли тоже Восьмое марта. Врачи-то делали кто-то, кто-то уколы-то, они ему запустили грязи. У него пошло заражение уже крови. Когда он мне позвонил, Галина, говорит, он просит супу с грибами. Одеяло нам надо, там их делить, местов нет. И какую-то, где бельё грязное лежало с одним окном, Галина, там клинила в общем всё. Я захватила одеялу супу. Он суп поел, всё. И так вот че-т он вот, вот так передвинулся... А вот в эти места, где укол ему делали, что-то... как грелки... Колыхнулось. Я: «Витя, че у тебя там колыхнулось? Ну-ка...» а тут у него всё сгнило.... Вот так вот уже, знаешь, отрывай... и их нитками кожа вся, все сгнило...
С. Куда ж они смотрели, это же больница...
МГИ. Они его привезли в Южу, у меня как раз там встречала. Оставили на улице его, пока там из машины че-т вытащили... Там ездили люди, просились до Иваново доехать. Двери нараспаше. А он лежал на полу. Вот. Мам, я озяб. Я сняла с себя ватное пальто, его укутала, пошла: «Вы что издеваетеся? Он же лежит, спина-то его, считай, почти на голом...» Вот у неё затащили. И когда я принесла твоему винограду и бананов уже, он откусил и говорит: «Мам, а у меня горло болит, ангина». А врачиха-то нас с Галиной-то... Свой-то кабинет... говорит: это у него не ангина, а заражение крови пошло, уже всё. Он дня два-три проживет... Я так по стене так и присела. Она дала мне таблетку — она у нее вылетела из рук-то. Она еще мне дала. Вот. Но сторож идет через три-то дня, говорит: «Галина, а Витек-то умер у тебя...»
С. Кошмар, замучили...
МГИ. И вот он мне... двадцать лет ему было. [нрзб] И вот как он умер-то, уже прошло двадцать лет... [рассказ о сновидении]. И вот как это кончается-то... он сидит на вот этих ногах. И чувствует, что кто-то идёт оттуда. Вот так вот повернулся: у меня до сих пор его белки глаз в глазах моих. Он сидит, я подошла к нему, он так сидит. Я его обняла вот так за шею. Вот он мне сказал только два слова, но я ничего не запомнила...
С. Это сон такой?
МГИ. Сон, я его видела, я его обнимала. И вот он мне сказал, а что он мне сказал, а что он сказал, я не поняла. Так что это всё...