Ну к ней [к прабабушке ТАМ, которая знала травы, см. XXa-18] приходи́ли, к ней приходи́ли… Её Анна́, но почему́-то Га́нна, Га́нна, вот я по́мню, что Анна́, а её Га́нна. «Га́нна, помоги́ мне то, да [?] что э́то», и вот она́ что́-нибудь говори́т и как э́то сде́лать. [Ее как-то благодарили за то, что она помогала?] А ты зна́ешь, что… нет, там не́ было тако́го, что её благодари́ли, вот она́ помогла́, у ней да́же, наве́рно, и в голове́ не́ было, чтоб э́то… благодари́ть и́ли что… [Не приносили ни еду, ничего?] Во-пе́рвых, не приноси́ли, она́ така́я бы́ла, что у неё всё бы́ло, она́ ещё дава́ла. И вот э́то мне нра́вилось, что е́сли она́ зли́лась, вот… там получа́ется, ро́дственники, там мужчи́ны же выпива́ли э́то… И она́ никада́ не руга́лася, я… вот одно́ то́ка сло́во я по́мню – «шку́ра бараба́на, шку́ра бараба́на». Почему́ шку́ра бараба́на, мне интере́сно. И́ли что ну́жно бить как… […] От шку́ра бараба́на, и вот э́то счита́лось, что вот она́ зла́я и вот… […] Шку́ра бараба́на, э́то я зна́ла, что ба́бушка зла́я.