МГИ: А мама у нас шла... Когда у меня вот старшей сестре было три годика, видно, еще давным давно. Говорит это... В бане мылась у сестры в Погорелке. А позадержалась тоже. Валька-то, говорит, на захожих у меня сидит. Старший-то вот. И я, говорит, иду в город-то, чтоб в Кишариху попасть-то, там, Погорелка, всё говорят, на тарелке. Кишариха на горе. А Хотимль-то в яме — торгуем углями. Раньше все это вот про наши-то деревни так говорили. Я, говорит, взбираюсь в гору-то, потом надо свернуть на поле и там Кишариха. Вот. И говорит: 'Гляжу, летит там змей, - говорит, - такой вот, хвост ты знаешь вот, у него все движется. А я, - говорит, - в дураках-то закричала: 'Аминь, Аминь, Аминь'. Говорит: 'Врассыпную, только золотые искры посыпались'. Я иду, - говорит, - в эту гору. Слышу, - говорит, - шаги-то. У меня за спиной-то кто-то идет. Я, - говорит, встала (мама). И оно, - говорит, стало. Я, - говорит, - опять пошла. Опять шаги. Я, - говорит, - летела как пуля'. А Рая-то говорит: «Мам, а чего ты как шибко бежишь? Чего ты все оглядывашься-то?» — «Сиди и помалкивай». Когда она пришла к свекрови. Стучит, а это... Баба Таня говорит: 'Катёнка, а чего ты как поздно все?' Она говорит: 'Да так вот запозднилась. Баньку-то вымыли, дак чаю попили, посидели'. 'А ты чего такая-то?' Она дверь-то когда закрыла в дом-то уже, и стала рассказывать. Говорит: 'Вот летело, а я, - говорит, - закричала: 'Аминь, Аминь'. Оно, - говорит, - рассыпалось'. И слышу, - говорит, - за мной идет, и идет, и идет'. А бабушка-то, говорит, улыбнулась, говорит: 'Катенка, ладно хоть ты еще не обернулась. Ты бы, - говорит, - пришла вот с такими фонарями. Ты, говорит, не дала долететь-то этому змею куда надо-то'.
С: А куда же он летел?
МГИ: К какой-нибудь жене, там к кому-то, к своему.
С: Кто-то тоскует, да?
МГИ: В свой дом, а кто уж, чай, да. Вот так. Так что это есть, это всё многие говорят.