[В какое время идут на кладбище на Радуницу?] На Ра́дуницу мы уже́ начина́ем в двена́дцать часо́в, всё: они́ нас ждут в двена́дцать часо́в. [В двенадцать часов?] Да, э́то вот их… на́ше у́тро… у них двена́дцать – это у́тро, вот мы ра́но пришли́. Всё, в двена́дцать. [Во сколько принято вообще ходить на кладбище?] Вот почему́-то… э́то интере́сный вопро́с, и опя́ть же я с ним столкну́лася и́менно с де́тства. Ка́к-то вот мы прие́хали с ма́терью… к ба́бушке, и мы взяли́… Получа́ется так: мы приезжа́ем в село́ и прохо́дим ми́мо э́того кла́дбища, ну и мать мне сказа́ла – а э́то бы́ло вече́рнее вре́мя, шесть часо́в. Она́ гъри́т: «Дава́й зайдём, ну, к ба́бушке на…» – к с… она́ к свое́й ма́тери, но э́то моя́ ба́бушка, а та была́ праба́бушка, вот что она́ меня́ там пыта́лась чему́-то уч\ить. И мы пришли́… вот я к праба́бушке, и мать сказа́ла: «Я уже́ к ма́тери зашла́». И она́ на неё так руга́лась, знач… «Что ты де́лаешь? Ты заче́м трево́жишь ду́шу?» Ока́зывается, до шести́ часо́ў. [Вечера?] Да. Хотя́… хотя́ мы с му́жем спо́рили, он там, ну как, по интерне́ту там, вопро́сы, э́то… Что, как ба́тюшка говори́т, когда́ кому́ вот душа́ – нет. Она́ так её руга́ла, она́ сказа́ла: «Ты заче́м трево́жила ду́шу? Ты не могла́, вот, за́ўтра…» А э́то до ш… до шести́ часов. [А после шести?..] Нельзя́. Хотя́ вот, ле́том же светло́ всё – нет. И ты понима́ешь, я да́же и свои́х дете́й к э́тому, вот э́то я запо́мнила, я да́же и дете́й вот… У нас получа́ется, что вот у меня́ вну́чка умерла́ траги́чески, и вот дочь приезжа́ет, и всё. Всё, четы́ре часа́. Я сказа́ла: «До четырёх, вот, есть возмо́жность – пришли́ до четырёх. Всё остально́е до шести́ часо́в, уже́ нет». Вот почему́-то она́ сказа́ла: «Ты заче́м же ты трево́жила ду́шу?» А хотя́ муж говори́т: «Да всё э́то – э́то, да всё э́то – э́то». Но я поэ́тому и спо́рю, что я с э́тим столкну́лася, и я по́мню ребёнком, что, вот, она́ сказа́ла: «Заче́м же ты трево́жила ду́шу, ты уже́ не могла́ э́то?» А мы про́сто и шли, по пути́ зашли́, но э́то бы́ло в ше́сть часо́в ве́чера.