[Запись встречи в викуловском РДК с основательницей ансамбля «Вячорки» В. Д. Михиенко, уроженкой с. Ермаки. Ранее МВД рассказывала о переходящей иконе Свеча в Осиновке и связанном с ней обряде перенесения, когда ее раз в год на Рождество торжественно переносят из дома, где она хранится, в другой, где она будет стоять следующий год – см. XXIIa-12, 18 доп. В контексте рассуждений о том, что в советское время никто не запрещал молиться и держать в доме иконы, а в упадке веры виноваты сами люди, возвращается к теме.] Вам, наве́рно, рассказа́ли исто́рию про ико́ну, что вот когда́ о́чередь дошла́ до бригади́ра Петра Ива́ныча Шарай\кина, что ему́… он коммуни́ст был, и о́чередь в дере́вне [ожидающих возможности принять Свечу в своем доме] оɣро́мная была́. И им принесли́… у сосе́дей стои́т ико́на и следущ… и к йи́м [икону переносили по порядку по одной стороне улицы, потом по другой], и он жене́ г… сказа́л, что «аɣа́, я коммуни́ст, да меня́ вро́де того́ что…» – что нельзя́ к ему́ э́ту ико́ну нести́. Жена́ сказа́ла: «Зна́чит, нельзя́ – иди́ в д… в друго́й куда́-то, вро́де… а я приму́ э́ту ико́ну». Ну, и что́бы ему́ не… вро́де позвони́ли пе́рвому секретарю́ райко́ма па́ртии, Станисла́ву Матве́ичу Хлы́нову, и ɣоворя́т: вот така́я исто́рия. А он им отве́тил: «Не на́ми э́то заведено́ – не нам э́то прекраща́ть». Всё! Э́то вот ито… исто́рия-то пошла́ – не выходи́ла све́рху, чтоб кто́-то запрети́л ему́, а исто́рия – про́сто челове́к подстрахова́лся. Ска́жут – аɣа́, вот… он и бригади́ром, всю жизнь бригади́ром в Оси́новке рабо́тал. Я как бу́дто сего́дня там ещё ила́, я всё объяс… а то поколе́ние тем бо́лее. Вот. И нихто́ не запреща́л э́ту ико́ну переноси́ть, нихто́ не запреща́л. Да, что в три́дцать седьмо́м разɣра́били це́рьков – э́то, вы зна́ете, э́то бы́ло повсеме́стно. […] [В Осиновке рассказывают, что эту икону спасли из разрушенной церкви, но она не похожа на храмовую похожа на домашнюю – откуда она взялась?] Она́ на дома́шнюю похо́жа, и, вы зна́ете, я… В де́тстве, по́мню, что у де́да жена́ была́… Ну, её ро́дственники в Оси́новке жи́ли, бы́ли таки́е Ковалько́вы. И я не зна́ю, их тепе́рь уже [нет в живых] – э́то моё де́тство – и вот тогда́ информа́ция, когда́ вот ста́ли интересова́ться, и мно́го ведь исто́рий: хто говори́т, из це́ркви, то говоря́т, ку… э́то, ɣде́-то привезли́ из Белору́ссии вро́де везли [жители Осиновки и Ермаков – потомки самоходов, переселенцев из Могилевской губернии], кто́-то говори́т, купи́ли. И вот э́та исто́рия, что вот э́тот Ковалько́в купи́л у кого́-то в О́мской о́бласти, вот там дере́вни за Оси́новкой [Осиновка расположена в 10–15 км от современной границы Тюменской и Омской областей] бы́ли О́мской о́бласти, уже́ пото́м ни присоедини́лись, которые по э́ту сто́рону Иши́ма-реки́, к нам. [Резанова?] Реза́нова, Колмако́ва, Бодаго́ва [располагались примерно в 10 км. к северо-западу от Ермаков, ныне не существуют] – там три дере́вни вот э́ти были, вот, ну там все́ они́ называ́ю… называ́лись челдо́нами, вот, у нас бы́ли там самохо́ды, вя́тские – Битьёва [расселённая в 1970-х деревня в 9 км. к северу от Ермаков], э́то вя́тские, которые пришли́ из Пе́рмского кра́я и засели́лись, шика́рнейшая дере́вня была, красота́, но лю́ди разъе́хались: не было доро́г и была с[т]лань, э́то пото́м сде́лали через Оси́новку объездну́ю доро́гу. И вот он… и… у меня́ из де́тства, что вот э́тот Ковалько́в вот э́ту ос… где́-то купи́л ико́ну и принёс. Но, по-ви́димо, деды́ у их каки́-то бы́ли. В Белору́ссии ведь перено́сят ико́ну, но то́лько ле́том. […] Поэ́тому, зна́ете, до и́стины никто́ не докопа́лся. […] Вот, у меня́ от де́тства оста́лось, что вот э́тот Ковалько́в ɣде́-то купи́л, взя́л, вы́менял на како́-то. Э́то то́же тепе́рь уже нихто́, но они́, вот э́та семья́, всегда́ была́ у де́да. И у меня́ всегда́ ощуща́лось, что вот он принёс ико́ну. [И как тогда все это началось? Он купил себе?] Наве́рно. [А как начали переносить?] А переноси́ть – я ду́маю, что э́то… вы зна́ете, наве́рное, вот, в то вре́мя ещё жи́ли лю́ди, которые пришли́ из Белору́ссии. И вот, наве́рно, все́-так их бы́ло предложе́ние – тех люде́й.