[В с. Осиновка (приблизительно в 3 км. от Ермаков) существует обряд передачи иконы из дома в дом на Рождество.] Пото́м я расска́зывала про Свечу́. Про Свечу вот, кото́рую перено́сят э́ту. Они́ называ́ют её, ико́ну, называ́ют Свечо́й. А вообще́, как пра́вильно она́ называ́ется… «Воскресе́ние» вро́де бы, ико́на э́та. Вы не́ были ещё в Оси́новке? [Соб.: Нет.] Вам то́же на́до туда́, де́вочки, сходи́ть, к ико́не сходи́ть, приложи́ться, попроси́ть у ико́ны что уго́дно, попроси́ть. Я вот зна́ю, что одна́ же́нщина попроси́ла, чтобы па́рень, её с… зна́чит… сын её помири́лся с неве́стой. И, зна́чит, и… всё у них, э́то, да. И пото́м, ну вот То́лин [мужа] дя́дька там жил, они́ щас уже́ у́мерли, у них де́ти-то в Украи́не бы́ли. Ну уж то́же кто у́мер, кто живо́й. И э́то… и вот мы там помога́ли, всё, и я спра́шивала пото́м у них в це́ркви, в хра́ме. Они́ говоря́т: «Э́то всё язы́чество». Э́то нигде́ не пропи́сано, вот как они́ э́то отмеча́ют, что. Вот э́то… соло́му они́ сте́лют. Вот, наприме́р, вот наш дом, у нас ико́на, предполо́жим. И вот сове́т [указывает на здание администрации села], вот та́м дом жило́й, предполо́жим. Вот то́т хозя́ин до́лжен расстила́ть соло́му к своему́ до́му, да. У́тром, зна́чит… Мы проща́емся с э́той ико́ной ве́чером тут, зна́чит, засто́лье у нас, зна́чит, всё. А они́ встреча́ют, и ба́тюшка приезжа́ет, здесь, пра́вда, не всегда́, со свое́й сви́той. На́ши «Россия́ночка» [местный фольклорный ансамбль] пою́т… пою́т э́ти… как они́, пе́сни-то э́ти… как они́ называ́ются-то, ой… религио́зные, забы́ла уже́ как. Да вам ви́део, наве́рно, пока́жет Наде́жда Ива́новна Вычужа́нина [директор местного краеведческого музея], там мно́го ви́део. И э́то… как они́ пою́т, девчо́нки, «Россия́ночка»-то. Вот я пото́м спра́шивала, я говорю… вот встаю́т… Вот они́ несу́т ико́ну. Йих… здесь [указывает на ворота] на́ши ро́дственники, предполо́жим, беру́т икону, два челове́ка, и несу́т. А лю́ди, кото́рые стоя́т, они́ стано́вятся на соло́му лицо́м к ико́не, и, зна́чит, го́лову склоня́ют, и про́сят что́-то. [На колени встают?] Да, на коле́ни. На ик… э́ту… А ико́на же не си́льно широ́кая, наприме́р, я широ́кая, да ещё… Так лю́ди поэ́тому коопери́руются: то́лстенький с ху́деньким. [Смеётся.] Наоборо́т. Ну и в о́бщем про́сят что́-то вот в э́то вре́мя, к… коне́чно, на́до крест наложи́ть на себя́ [крестится], и про́сят что́-то. Говори́т, у мно́гих сбыва́ется, понима́ете? А зате́м, зна́чит, вот они́ прино́сят туда́ [в другой дом], отту́да лю́ди выхо́дят, выхо́дит то́же два челове́ка. Я́сно, не пья́ницы не каки́е-то, не баламу́ты не каки́е-то, не спле́тники, а беру́т э́ту ико́ну и уже́ вно́сят в дом. Хозя́йка встреча́ет, она́ с но́вым полоте́нцем, всё. Встреча́ет она́, зна́чит, и хозя́йке то́й, кото́рая несёт ей всё, несёт ей, зна́чит… А несёт она́ подсве́чники, где подсве́чники ста́вят, где све́чи, несёт она́, ну то ж… то, что бы́ло там, несёт она́ ей. А та ей… та её ода́ривает бу́лкой хле́ба, кото́рая завёрнута в но́вое полоте́нце. Э́то так бы́ло вот, у на́ших ро́дственников. А зате́м выстра́ивается вот, зна́ете… я посчита́ла: час пятна́дцать мину́т шли все лю́ди к ико́не, час пятна́дцать. Не́которые и в э́том до́ме побыва́ют, и в том. А други́е то́лько… И вот они́, наприме́р, захо́дят в наш дом, да, они́ должны́ то́же отблагодари́ть. Ну кто́-то ста́рый – они́ полоте́нца там, кто́-то деньга́ми, кто́-то, зна́чит, проду́ктами, кто́-то чем. Зна́чит вот. И в то́т дом они́ опя́ть иду́т. Но в основно́м деньга́ми я ви́дела, вот, что де́ньги кладу́т. И вот они́, зна́чит, встаю́т, све́чи горя́т везде́ во́зле ико́ны, они́ мо́лятся, ико́ну целу́ют и про́сят, ну, жела́ние како́е-то всё-таки. Ну вот мно́гие говоря́т, что сбы… сбыва́ется э́то. Всё э́то тре́петно о́чень, понима́ете? О́чень… вот зна́ете, хо́чется да́же вот пла́кать. И когда́ мы проща́лись с ико́ной, вот к его́ [мужа], э́то ро́дственникам перенесли́, а пото́м проща́лись, его́ то́же не́ было, он уезжа́л. Я е́здила к ним, зна́чит, и… Ну не то́лько се́ли за стол, чтоб пое́сть, попи́ть, там: «Дава́йте попроща́емся с э́той ико́ной». И вот ка́ждый начин\ал говори́ть, вот зна́ете, мура́шки да́же. Ка́ждый. Хозя́йка пла́чет, она́ вообще́ вот си́льно пла́кала, вот Мари́я Фёдоровна. Э́то жена́ его́ [мужа] дя́дьки. Си́льно пла́кала, о́н-то уже́ у́мер, его́ не́ было. Э́то… да. Да, да, да́. Он у́мер в октябре́, два́дцать четвёртого октября́, а седьмо́го [января] она́ проща́лась с э́той ико́ной. И как она́ вот пла́кала, и вот все они́ пла́чут. И вот Зо́я Петро́вна Юрко́ва [ЮЗП], она́ говори́т: «Как бу́дто бы член семьи́ э́то». Да, вот, понима́ете? Ну в основно́м принима́ли лю́ди. А сейча́с там, наве́рное, челове́к, ско́лько… сейча́с я вам скажу́ вот. Ири́нка, м… э́та… Зо́я, Ли́да, А́нна. Челове́ка четы́ре и́ли пять ли там всего́ принима́ют. А ра́ньше-то вот, предста́вьте себе, зна́чит, по всей дере́вне, и да́же коммуни́стов-то ведь о́чень… У нас оте́ц был коммуни́ст, поко́йник, вот сто ле́т ему́ второ́го а́вгуста бы́ло бы. Дак он пришёл одна́жды с партсобра́ния и говори́т: «Так, всё, ико́ну убира́ем». И я по́мню да́же. А ба́бушка на́ша в Ки́еве моя́ зако́нчила церко́вно-приходску́ю шко́лу. Он подошёл, ико́ну взя́л и понёс. И увёз в кладо́вку. [Почему?] А потому́ что так сказа́ли на парти́йном собра́нии. Всех бу́дут нака́зывать коммуни́стов, у кого́ до́ма стоя́т ико́ны. [И после этого было какое-то несчастье?] Дак не́т, все́м так сказа́ли. [Это ваша, домашняя была икона?] Да, эт… э́то там у нас, э́то там у нас бы́ло [ВВН родом из Вагайского района]. А здесь, зна́чит, то́же переноси́ли ико́ну, а коммуни́стам-то нельзя́, а одна́ хозя́йка сказа́ла, Шара́йкина Серафи́ма Миха́йловна, зна́чит: «Я разойду́сь с тобо́й, – а ше́сть… ше… ше́сть или се́мь челове́к в семье́ бы́ло уже́ дете́й, – я разойду́сь с тобо́й, но я ико́ну бу́ду прнима́ть». Ну и он тогда́ вро́де бы… и́ли он сюда́ пришёл секретарю́ парторганиза́ции сказа́л, ли́бо в райо́н ли е́здил, что «я ико́ну бу́ду принима́ть, и́ли разво́д… и́ли семья́ распадётся». Ну ему́ разреши́ли. Вот так чти́ли вот э́ту ико́ну, понима́ете? Вот. Ну сейча́с уже́ четы́ре-пять домо́в то́лько принима́ют, дак говоря́т: «Ну, переда́ли бы в храм». Они говоря́т: «Нет, э́то тради́ция». А зна́ете, сто́лько люде́й приезжа́ет. Ребяти́шки вездесу́щие, они́ насчита́ли одна́жды две́сти с ли́шним маши́н. И Челя́бинск, и к… города́ Се́вера, и Челя́бинск, и Иши́м, Тобо́льск, Омск – вот э́ти ря́дом. Да́же из Челя́бинска приезжа́… Вот, зна́ете, отовсю́ду лю́ди е́дут. Вот. [Вы говорите, иконе приносят подарки, верно?] [Соглашается.] [А что с этими подарками происходит потом?] А они́ остаю́тся в семье́, кому́ вот пода́рят, они́ в семье́ остаю́тся. [Там, куда икона перешла?] [Соглашается.] Нет, ну вот вы, наприме́р, пришли́, вот сего́дня седьмо́е число́, вы пришли́ вот в э́тот дом, вы оставля́ете там, да? А вы ещё, мо́жет, в тот дом пойдёте. В тот дом то́же что́-то поло́жите. А кто́-то… кто-то то́лько сюда́ вот, ро́дственники, а кто́-то туда́ то́лько хо́дит. Ну, я наприме́р, быва́ю, дак я и та́м, и та́м кладу́, наприме́р. Ну там ско́лько не жа́лко. Кто́-то и копе́йки, мо́жет, поло́жит, кто… э́то ведь не у всех возмо́жности есть фина́нсовые, и поэ́тому они́, зна́чит, по-ра́зному кладу́т, кто ско́лько. Ви́дела я и материа́л, ви́дела и… э́ти… полоте́нца, пря́мо ве́шают, э́то… на э́ту ико́ну ве́шают. Же́нщины украша́ют ико́ну. [Чем?] Зна́чит, ну вот, они́, наприме́р, ико́на отцвета́ет же уже́, отцвета́ют кра́сочки все́, а внутри́ ико́на открыв… […] ико́на открыва́ется же, там под стекло́м всё. И они́, зна́чит… и меня́ют они́ цветы́. Ну, са́ми ико́ны остаю́тся, а вот украше́ния вокру́г меня́ют. Я ви́дела уж… вот у на́шей ро́дственницы то́же и до́чери-то приезжа́ли из Украи́ны вот тогда́ ещё, они́ де́лали ей то́же украша́ли всё. Э́то был четы́рнадцатый го́д вро́де бы. Таки́е вот дела́.