[Запись встречи в викуловском РДК с основательницей ансамбля «Вячорки» В. Д. Михиенко, уроженкой с. Ермаки. МВД вспоминает о детстве и молодости в Ермаках.] А када́ ребёнок роди́лся – девочки [сотрудницы ермаковского дома культуры, которых МВД, бывшая сотрудница Викуловской районной администрации и дома культуры, считает своими воспитанницами] вам рассказали? Как ба́бка би́ла горшо́к […], что приходи́ли… а на роди́ны. Родила́ – и не в больни́це же, допу́стим, до́ма, ба́бушка [повитуха]… И я вот свое́й ба́бушке – Зинаи́да Васи́льевна она́ была́ – она принима́ла, вида́ть, у ма́мы ро́ды. И када́ я уже ста́ла сама́ вот, ну, бо́лее самостоя́тельная… как… ну ка́к – в пять лет ɣовори́ла, что самостоя́тельная, и всё, что с шести́ и до са́мой, наве́рно, сме́рти э́той ба́бушки я в свой день рожде́нья носи́ла ей ры́бный пиро́г. Э́то был тако́й обы́чай, что вот ба́бушке я должна́ принести́ ры́бный пиро́г. [Бабушка – это кто?] Которая принима́ла ро́ды. [Которая вас принимала?] Да. Она́ называ́лась «ба́бка». Она́ не «ба́бушка», а «ба́бка» называ́лась. И вот, и када́ уже́ там це́ркви не́ было, но… да, родила́ роже́ница, лежи́т на крова́ти, ребёночек ря́дом – к ей ро́дственники, там бли́зкие друзья́ иду́т на роди́ны. Что несли́ в обяза́тельном поря́дке: яе́шню (э́то ɣлазу́нью, там са́ла кусо́чки вот таки́е – э́то в обяза́тельном поря́дке) и взва́р. Вот э́тот компо́т все… из сушёных э́тих я́год называ́ли «взвар». И вот э́тот взва́р. И вы зна́ете, их сто́лько ро́дственников в дере́вне мно́го, что вот фля́гу достава́ли и вот слива́ли вот э́тот взвар, и вся семья́, наве́рно, пото́м э́тим взва́ром… [смеется] в э́то, роди́ны. А пото́м, када́ уже́ роже́ница окре́пла, всё, и ка́к бы собира́ет… выбира́ет крёстного, выбира́ет ба́бку… Ба́бка прихо́дит с ɣоршко́м и с ка́шей. И вот каки́е причита́ния бы́ли, кода́ вот э́тот ɣоршо́к она́ должна́ была… до́лжен – ба́бка свари́ла, а крёстный до́лжен был разбива́ть. Э́тот… и он приɣова́ривал та́кже вот, что «А моя ка́ша с ɣрыба́ми, а вы на мою ка́шу с деньɣа́ми», – пода́рки несли́. Или: «Моя́ ка́ша с конопе́лькой, а вы на ка́шу с копе́йкой». И вот та́к вот э́ти вся́кие э́ти, разɣово́ры – разбива́ли э́ту ка́шу, ɣоршо́к, и ка́ждому… ка́ждый брал вот э́ту… до́лжен был попро́бовать э́ту ка́шу. Э́то вот, по́сле э́то, ро́дов э́то, ребёнка. Ребёнок… [Разбивали глиняный горшок об стол?] Да, да, гли́няный горшо́к, да, и до того́ что… [Они ее ели?] Да. [Какая каша?] А ка́ша то́же ра́зная была́: или… пшени́чная, наве́рно. Всё-таки в ту по́ру, вот, мое́й мо́лодости всё равно бы́ло бо́льше вот, зна́ете, дома́шнего э́то… [нрзб.]. И сту́пы бы́ли, и вот… Я говорю́: нас ма́ма как заста́вит, на́до… про́сто на́до было по… […] [Яишню несли, как только родится ребенок?] Да́ вот, она пришла́… [Это два праздника: первый сразу после родов, а второй позже?] Да. Вот, на второ́й день они могли́, потому́ что э́то щас в больни́це – там ка́к больни́цы вы́пишет, а тогда́ же что – она до́ма родила́. Все услыха́ли: О! сего́дня Ва́лька роди́ла дак. Я по́мню, что ко мне приходи́ли. Вот, и… [А каша уже на крестины?] А ка́ша, када́… да. Це́ркви не́ было, а уже́ ка́к-то э́то тогда́, когда́ уже ка́к бы крёстного бра́ли, кого́ они́ назнача́ли крёстным. Ну, крёстным, коне́шно, назнача́ли бо́льше из ро́дственников, бли́зких друзе́й и молоды́х ка́к-то. Вот я по́мню, допу́стим, бо́льше, э́то вот та́к было. [Крестили, когда церкви не было, или просто назначали крестных?] Нет… [Бабушки не делали ничего?] Ну, ба́бушки каки́-то… каки́-то песнопе́ния бы́ли. Вот я говорю, что вот э́та ба́бка, которая принима́ла у ма́мы ро́ды – Зинаи́да Васи́льевна Ци́трикова – и я к ей… она́ же жила́ – вот то́лько в Ермаки́ заезжа́ешь (она́ у до́чки жила́), и я́ вот, вот отку́да [из своего дома на другом конце села], ма́ленькая, и я всё вре́мя носи́ла ей ры́бный пиро́г приноси́ла. А она́ уже меня́ ка́к-то… ну, наве́рно, че́м-то ода́ривала. Ну, че́м мо́жно было в то вре́мя… э́то… каки́е-то пода́рки, но всё равно́ она стара́лась меня́ ка́к-то встре́тить, уɣости́ть, наве́рно, ка́к-то стара́лась она́… э́то… меня. Э́то вот та́к. И пото́м, када́ ребёнок ещё ходи́ть… что во́т уже пойдёт ребёнок, и ходи́ть на́до, и ему́… перереза́ли пу́та. Ребёнка ка́к бы спу́тывали, и вот э́та ба́бушка, ба́бка, кото́рая принима́ли, – она́ приходи́ла, э́сли она́, поня́тно, что жива́. А та́м, может быть, знай… И она́ перереза́ла вро́де, и ребёнок пошёл. И всё, тепе́рь э́то… ходи́ть, пу́та вот э́ти, что начина́ет ма́ленький ребёнок ходи́ть. [Ножом?] Ну, она перестриɣа́ет но́жница… ножо́м или… вы зна́ете, вот на э́том… вот щас вы́ з… а мы́ же тогда́ ещё ка́к-то вот [не интересовались]… […] [Вы носили повитухе пирог в какой день?] В день моего́ рожде́ния. [Вашего?] Да, да-да-да-да-да. Я в день своего́ рожде́ния – ма́ма пекла́ э́тот пиро́г – и я несла́. И э́то, вы зна́ете, не то́ что я оди́н раз, э́то вот кой-то… э́то бы́ло тради́цией. И я э́ту ба́бушку о́чень до́лго с де́тства счита́ла, что она́ моя́ кака́я-то родна́я. Я понима́ла вот э́то: ба́бушка моя́ – ма́ма ма́мы, а вот э́та – ма́ма моего́ отца́, а э́та же чья́ ма́ма? Потому́ что я… вот, она́ мне насто́лько была́ бли́зким челове́ком… И она́, наве́рно, была́ о́чень до́брый, тёплый челове́к, наве́рно была́, что я с де́тства, э́то, вот, к ей ка́к-то вот та́к.