[Ранее ЯМА говорила, что на неоплаканной могиле могут колдовать и брать с неё землю. См. IIIa-5 г, д, 8 е.] [Могильную землю могут украсть?] Да, мо́гут брать, и что попа́ло де́лать – вся́кие есть чудеса́ на све́те. Да́же, вот, в друго́й раз есть таки́е матёрые уже́ э́ти, колдуны́, что они́ да́же беру́т зе́млю при лю́дях. То́же, вот, лю́ди броса́ют – вот, кото́рый челове́к располо́жен к э́тому усо́пшему… Он броса́ет хотя́ бы три ра́за зе́млю… [Три раза?] Да, а на э́то беру́т с собо́ю носово́й плато́чек и пошли́. Ну, э́то тако́е де́ло что и никто́ их не остана́вливает, Госпо́дь с ва́ми. [Что они делают с землёй?] А что – чёрт их зна́ет, что они́ де́лают. Что́-то ж де́лают. [Кому-то подкидывают?] Вся́кая ерунда́: кому́ на́смерть де́лают, кому́ как. Вот, село́: у нас полсела́ пьют, системати́чески пьют. Я говорю́, тут сто́лько бы́ло э́тих колдуно́ў, но уже́ их ме́ньше ста́ло… Но они́ ж уже́ понаде́лывали дело́ў, что тут молодёжь у нас вся пова́льно. [Сейчас кто-то из колдунов жив ещё?] Из таки́х? Вря́д ли. Наве́рно, уже́ таки́х матёрых не́ту – я не зна́ю. Но они́ ж, зна́ете, када́ тако́й челове́к умира́ет, он обяза́тельно до́лжен кому́-то переда́ть, ина́че так тру́дные бу́дут… тру́дно бу́дет умира́ть, и да́же умира́ют подо́лгу. Им взрыва́ют каку́ю-то девя́тую да́же э́ту в потолке́... вот э́ти до́ски. Э́то в старину́... девя́тую на́до всегда́ взрыва́ть, пото́м уже́ она́ уйдёт из… Ну, кото́рая уже́ напи́чкана э́той… ведьмо́вством. Э́то бы́ло ра́ньше. Щас уже́ и потолки́ все суце́льные, нихто́ ничего́. Ну, таки́е лю́ди до́ма почти́ что и не умира́ют, кото́рые… Им до́ма невыноси́мо умере́ть. Они́ и́ли ухо́дят, и́ли так, по доро́ге де-нибу́дь… [Почему им дома трудно умереть?] Не зна́ю… не зна́ю. [Откуда считают девятую доску?] Бог их зна́ет, наве́рно, от кута́. [Она как-то связана с колдовством?] Да, э́то вот её пока́ не взорву́т… э́то ра́ньше, ба́бушка говори́ла, потому́ что там сосе́дка умира́ла – она́ говори́т: «Ох, и тя́пне ж она́. Наде́лала дело́ў – неха́й расхлёбывается». И вот, два дня ждали́, она́ крича́ла, ей уже о́кна позакрыва́ли, по́мню… Она́ уже́... уже́ там была́, ина́ уже́ и све́та не хоте́ла, но и умира́ть не в… не умира́лось. А пото́м прие́хал поп и говори́т: «Дава́йте, взла́мывайте, шо ж де́лать? Ина́че э́то бу́дет и няде́лю, и две и вам э́то жу́тко же – всё на э́то смотре́ть на кри́ки на э́ти». [Что-нибудь ещё делали, чтобы облегчить смерть?] Я не зна́ю. Вот э́то я зна́ю, а э́то… [Не открывали двери, окна?] Ну, э́то я́сное де́ло: когда́ челове́к умира́ет, ему́ ж на́до во́здуха… – уже́ как ры́ба жа́брами ды́шит. Там, коне́чно, ну́жен во́здух, ну́жно всё – ну, я не зна́ю… У меня́... мне не приходи́лось никого́ хорони́ть.