[А есть предметы, которые нельзя держать в доме, вносить в дом?] Ну, як сказа́ть. Напрыме́р, вот е́сли… вот я е́сли б вы были́ ста́рше мене́, я б вам не дала́ списа́ть ниче́го [ЛАД дала собирателям сфотографировать несколько ее листков с заговорами и псальмами]. Няльзя́, э́то уже́ мой дар. Пры мне не оста́нется. А е́сли мла́дшему, вот вы списа́ли что, е́сли чтоб ста́рше себе́, я б ня сове́товала э́то перяпи́сывать дава́ть. Е́сли мла́дше себе́, то пуска́й перяд… пи́ше, а чтоб ста́рше, чтоб… потому́ что ужо́ кай… а мо́же, и ня пра́ўда э́то. Я так… [Это вы про молитвы?] Да. А ти пра́вда, ти ня пра́вда… Моли́твы я уже́ даю и ста́рым, и ма́лым. И уже́ кажу́: «Пиши́те, я вам всё-равно́... на тый свет ня забяру́, а пиши́те-перяпи́сывайте». Дак вот то́же… И у Кри́воўцы, и у Новозы́бкове, и де тольки уже ня перяпи́сывали… А что у Новозы́бкове – у Злы́нке… «На́те во, перяпи́сывайте». Тут у Шчарби́ничах бога́то перяпис… Я не… Потому́ что мне лю́ди дава́ли, я их ни купля́ла, ни что, про́сто дава́ли кни́жки, а яс кни́жек уже писа́ла сама́ однору́чно. Во, се́ла, я тетра́дки занима́ла [?] и писа́ла. Дак э́то уже́ я… Чаго́ я ня дам? – Бяры́те, спи́сывайте.