[… – 14-летний внук ЛАД из Белорусии, живший в Сморгони, где есть староверы, умер из-за того, что выпил самогон. ЛАД рассказывает, как готовились к похоронам.] Дак там уже́ прихо́дють э́тыя старове́ры, сра́зу на ўко́ленцы, во, ну так ужо́ голово́й мне покива́ла, «здороў» ня ка́жеть услу́х, про́сто вот так во, поприве́тствовала, я ж ужо́ ж… Як заголоси́ла, а лес бли́зко, дак каза́ў ўон [? – 02:19:55,674]: бо́льш го́ду тебя́ помина́ли, чтоб таки́й го́лос по всяму́ ля… а ве́чером же… по го… лес [?] раздае́тся… «Ой, колосо́чек же нераспусти́вши ж ты… Як то́льки ж…» Ой, что… Вот голо́сють и то няро́вно. У нас та́к протя́жно, а ў Белору́сии так во: «Ой, та́тка, ба́бка, что́ ты, де́дка, як же ты пошёў, куда́ ж ты пришёў...» А я: «Ой, что ты ба́сню расска́зываешь?! Ты ж хо́ть…» Э́то сва́та хова́лись тро́хы так. [Усмехается.] Это… э́то уже́, у мене́: «Сва́х, ты так тя́нешь дли́нно, как пе́сню поёшь». Я, хорошо́... Во… я… во… [Смеется.] Вот так э́то, зна́й ещё, слу́чай, вот на меня́ уже́ ти де́вки напа́лися, а тут во слу́чай у Са́ши Сечко́ва, тый что разби́ўся ужо́ в [нрзб., топоним – 02:20:39,789]. На маши́не е́хаў и на йих нае́хали. Так: «Ой, Лю́бочка, я тэбэ́ ве́рю, что ты год ходи́ла, яка́я… Го́споди…» Э́то вот я так что ва́м пою́ а я ж пе́ть не име́ю пра́ва да́же до го́ду, мне ж нельзя́, мужи́к умёр, а я распява́ю, бу́де шше, мо́же и пляса́ть ещё пойду́? [Почему нельзя?] Нельзя́ до го́ду пе́ть. Шоб я на ву́лице, мы пе́ли на ву́лице. Нельзя́, мне на́до помина́ть мужика́. Ти там вну́ка, ти там… ну, в о́бщем, кро́вного бли́зкого… Е́сли та́м чужо́го, дак уже́, помяну́ла, да и ла́дно… Ой, ой, де́вки, стра́шно. Бога́то г… чэлове́к без го́ря ня живе́. Ка́ждому своё на́до перяжи́ть.