[Рассказывая про Пасху (см. Va-18 а, б, г, 21), МСИ внезапно отвлеклась на разговор о своей бабушке, жившей в с. Каменский Хутор Климовского р-на, и о том, как в советское время крестили ее и ее брата.] Там вот, при всём при том, что монасты́рь был [монастырь в д. Забрама недалеко от Каменского Хутора], да́, вот ка́к-то, в Чо́лхове э́та це́рьков была́ [которая не была закрыта в советское время и куда ходили из Каменского Хутора] … запреща́ли дете́й крести́ть. И вот меня́ ещё успе́ли покрести́ть где-то та́йно, а уже́ бра́та моего́ не крести́ли. Я ж всё ждала́... У нас с бра́том четы́ре го́да ра́зницы. И я всё ждала́: «Мам, когда́ бра́тика повезёте крести́ть?» Она́: «Да вот, весно́й!» Наве́рно, уже́ бо́льше го́да ему́ бы́ло. Чё-то мне ка́жется… И я ж уже́ жду, когда́… когда́ э́то ж пое́дем крести́ть, у церковь по… А мы ж де́ти бе́гали, кака́я-то це́рьков бы… да́же не зна́ю, где она́ располо́жена. Мо́жет, в э́том Чо́лхове. Что ка́к-то вокру́г це́рькви, тако́е второ́е помеще́ние бы́ло. И вот, там слу́жба идёт, она́ как бы… вот – це́рьков, а вокру́г неё ещё вот, как втора́я стена́, вот. И мы там де́ти, слу́жба идёт, а мы вокру́г бе́гаем, в э́той вот… Так… бра́тика свози́ли в э́тот… в се́льский сове́т, там уже́ вручи́ли ему свиде́тельство о рожде́нии. Ну, и счита́лось, как покрести́ли его́. Привезли́, без меня́, гъворю́: «Почему́ без меня́?» Ма́ма гъвори́т: «Да туда́ дете́й не пуска́ют, мы его́ уже́ покрести́ли». «А где вы покрести́ли?» В се́льском сове́те. Ну я вот э́то по́мню, я так возмуща́лась, почему́ в се́льском сове́те. Меня́ там крести́ли, а его́ тут… Ну я така́я команди́рка была́ в семье́ меня́ все боя́лись, все слу́шались… Как Све́та ска́жет, так и бу́дет. [Его, получается, не окрестили?] Нет… И вот бы́ло так, что ему́ бы́ло шестна́дцать уже, наве́рно, с хвосто́м лет… В о́бщем, в четы́ре го́да пе́рвый слу́чай, в четы́ре го́да… Его́ уда́рил жеребёнок… де́душка привёл кобы́лу с жеребёнком весно́й паха́ть огоро́д. С брига́дой называ́лось, брига́да, ну там где ло́шади бы́ли, бра́ли лю́ди для своего́ по́льзования… лошаде́й. И он ма́ленький подъе́хал на велосипе́дике… и его уда́рила… уда́рил жеребёнок за́дними нога́ми. И у него́ снесло́ всё лицо́ вот так вот на́бок. Я ду́маю, его́ уби́ло. Я побежа́ла: «Ма́мочка, бра́тика уби́л жеребёнок». И она́ его́ на ру́ки занесла́ в дом, прибежа́ла ба́бушка, шепту́ха… Нас всех из до́ма… удали́ла и… шепта́ла. И вот лицо́ ста́ло… Он о́жил. Она мно́го… мно́го дней ходи́ла. И… ну лицо́ ста́ло восстана́вливаться, всё пря́мо, всё норма́льно… Вот. Ну, обошло́сь. Пото́м па́па руби́л дрова́. Отлета́ет… Лет пять, наве́рно, ну, и́ли да́же, мо́жет, в э́тот же год. Отлета́ет… дрови́на, ему́ по голове́, у него́ така́я ши́шка огро́мная, э́то всё там гнило́, опера́цию де́лали. Пото́м… шестна́дцать, почти́ семна́дцать, да́же мо́жет осемна́дцать лет. Он пошёл, де́лал мотоци́кл, пошёл… к сосе́ду каку́ю-то дета́ль там обточи́ть на станке́, в станке́ разрыва́ется мото́р, в общем, ожо́ги стра́шные по всему́ лицу́. Не зна́ю, что там в том мото́ре бы́ло, гла́за ему́ стеклова́той заби́лись, в о́бщем, спаса́ли зре́ние. [Но видит, сохранилось зрение?] Да, ўсё ви́дит, но у него́ светобоя́знь. Вот, я́ркий, не перено́сит я́ркое со́лнце. Пото́м… мотоци́кл де́лал, загоре́лось всё, вот обгоре́ла у него́ весь низ. По́сле э́того слу́чая я упа́ла пе́ред ма́мой на коле́ни, говорю́: «Ма́мочка, е́сли ты бра́тика не покрести́шь, у нас не бу́дет бра́тика. Я тебя́ умоля́ю, покрести́те его́, пожа́луйста». Умолял\а вот, рыда́ла, умоля́ла. Я не зна́ю, каки́м чутьём, хто у нас там ве́рущий в семье́ был, я не зна́ю, как вот так получи́лось, что я… Вот всё время как-то вот у меня бы́ло ощуще́ние, что Госпо́дь ря́дом со мной. Вот э́то бы́ло ўсегда́. И на́до чтоб вот, ну… Не́ту креста́, не… не́ту защ¬_иты у челове́ка. Я упа́ла: «Ма́мочка, прошу́ тебя́». И она послу́шалась меня́. И вот его́ уже́ взро́слого в семна́дцать лет крести́ли. В Злы́нке, в хра́ме. Облива́ли водо́й. Э́то без меня́ бы́ло. И… у меня́ уже́ семья́ была́, до́чка была́. Ну вот, вот так как-то. И с тех пор ещё оди́н слу́чай был когда́ он был на гра́ни жи́зни и сме́рти, э́ти ж го́ды девяно́стые, он и напи́лся, шёл от дру́га, упа́л, на… на перекрёстке. И… фур\ы е́здили че́рез Лы́сые [село в Злынковском р-не, в которое семья МСИ переехала, когда ей было 8 лет], на Белору́ссию, в объе́зд грани́цы. Как они́ его́ там на э́том перекрёстке, как раз они́ повора́чивали на доро́гу, чтоб на Белору́ссию вы́ехать. Как она́ там, э́та фу́ра, его́ не раздави́ла, э́то вот… ну про́сто. Ну Госпо́дь уберёг… Друго́й [вздыхает] па́рень е́хал, подхвати́л его́, в маши́ну затолка́л и домо́й привёз. И всё, с того́ моме́нта так уже́, тако́го, на гра́ни жи́зни и сме́рти – таки́х слу́чаев уже́ не бы́ло. [Соб.: Слава Богу, что всё закончилось.] Да, Слава Богу, да, всё прекрати́лось, с Бо́жьей по́мощью. [А вот вы сказали, что шептуха его лечила, как она делала, просто что-то шептала?] Да-да. Угу́. Ба́бушка, я ду́маю, что – ну вот сейча́с уже́, немно́жко поверну́вшись лицо́м к правосла́вию – я понима́ю, что ба́бушка чита́ла за́говоры. А что́ вот… ну я вам как, не могу́ сказа́ть. Ну то что и меня́ к ней води́ли, вот кто́-то испуга́ется – к ней ведут. Я то́же, и, и пуга́лась, ну э́то ж де́ти! Да, действи́тельно, ле́гче станови́лось. Вот, я прям по́мню, что тут же у неё сиди́шь, и ниче́го уже́ и не бои́шься. [А какие заговоры, вы не помните?] [Отрицательно мычит.] Не по́мню. [А она говорила только или что-то делала?] Говори́ла. То́лько говори́ла. Ниче́го, ни… ни траў не жгла, ни, ни, ну там… [Водой не окропляла?] Ни водо́й не окропля́ла, ничего́. Поговорит, поговорит, и всё. Ну всех удаля́ла. Остава́лась оди́н на оди́н с тем челове́ком, кото́рому нужна́ по́мощь. Вот. Бабу́лечка была́ о́чень до́брая, насто́ко до́брая, лучи́стая, све́тлая, вот по́мню её лицо́, тако́е, круглоли́цое, така́я… до того́ чистопло́тная, ну вот стери́льная чистота́ всегда́ в до́ме была́, и во дворе, и вобще́ вот.