[До этого рассказывала, что на месте кладбищ и церквей нельзя строить новые здания. Упомянула, что люди, которые разрушали церкви, пострадали. Соб. переспрашивает: Люди, которые разрушали церкви, пострадали?] Да, да. [Не можете рассказать истории?] Ну, вот у нас говори́… расска́зывали, что была́ семья́ ии молода́я семья́, у них ма́льчик роди́лся, вот, и када́ разру́шивали це́рькву, и вот оте́ц э́того уже́ ма́льчика – ну, его́, давно́ их не́ту, уже́ поу́мерли все – вот, ии... В о́бщем, поле́з и вот, када́ купола́ где и э́ти, ико́нка вот там и́менно стоя́ла, и када́ сбра́сывали и ико́нка э́та оторва́лась и упа́ла, вот. Ну, они́ ж всё сжига́ли и сплавля́... На перепла́ўку э́то всё отпраўля́ли, а ико́нку он забра́л домо́й и принёс и отда́л ма́льчику, сы́ну своему́ э́тому грит: «Игра́йся, там, Ва́ся». Вот. И пришла́ ма́тушка, в о́бщем, жена́ б… в о́бщем, попа́ э́того и гово… и говори́т: «Э́то же большо́й грех, э́то нельзя́ ребёнку э́тим занима́ться, вот заче́м вы да́ли, э́то ж, ну, всё раўно́». Он гърит: «Фу, кака́я, э́то карти́нка, э́то про́сто карти́нка, и Бо́га нет и э́то ничёго не ве́рится и всё, всё э́то на́до всё, согна́ть вас и всех сосла́ть», вот. Она́ гъри́т: «Ну, пусть как Бог рассу́дит». ИИ ма́льчику ста́ло пло́хо. И вот он потеря́л дар ре́чи, вот я да́же его́ по́мню, и вот расска́зывали: он ходи́л у нас по дере́вне – э́то там, я когда́ жила́ в Староду́бском райо́не – ходи́л по дере́ўне, вот, пло́хо разгова́ривал, вообще́ не… он не говори́л, вот тако́й во. Собира́л бума́жки, вот, собира́л гво́здики, вот, где́-то что́-то он найдёт, там како́й-то гво́здик, и вот начина́ет собира́ть тако́е вот. Вот. Ну, я тако́й челове́к, я ўот всех жале́ла, не зна́ю, он всегда́ меня́ так уважа́л. То́ко вы́йду на у́лицу, где́ бы он – а мы жи́ли в це́нтре – и вот он идёт, идёт скоре́й же так, бума́жек полно́, всего́, вот. Я говорю́: «Ва́ся, иди́, иди́, я тебе́ поку́шать дам». Там что́-то вы́несу ему́, а он день хо́дит же по у́лице и вот ся́дит тако́й, гърю: «Ты не бо́йся, ты положи, [постукивает рукой по скамейке, как бы призывая присесть], не бо́йся, положи́ вот сюда́», – уже́ по… Я говорю́: «Я не бу́ду брать, и нихто не себе́ не возьмёт». И он всё э́то вот, всё носи́л, э́то така́я вот, ходи́л тако́й обо́рванный, ле́том бо… босо́й, таки́е но́ги у него́ стра́шные были, вот. И вот его́ п… в о́бщем, его́ уже́ покорми́ла, он тако́й ра́ды, всегда́ вот ма́ма-поко́йница моя́ вы́йдет, спра́шивает: «Ну, где э́то вот иду́ вот иска́ть там На́дю, где э́то, куда́ э́то она́». И он пока́жет ку… «Похна́ вот, похна́ туда́ вот, похна́», – и пока́жет. Во, ма́ма придёт гъи́т, я говорю́: «Мам, а как ты узна́ла?» – «А мне во, Ва́ся показа́ў». И он вот у нас ходи́л, говори́ли, что вот и́менно, что он роди́лся и хоро́ший, и всё, а вот говори́ли, что и́з-за э́то… то́лько и́з-за э́той ико́ны, вот. Вот, что оте́ц ему́ принёс и отда́л и… и вот он. [Вздыхает.] Так и получи́лось. А так – кто его́ зна́ет.