СБ: Здесь много, конечно, было вообще, здесь храм какой-то вообще божественный. Один раз служба была у нас на Семена Верхотурского, это под самый, была с 31-го на 1-е где-то. Иду, смотрю: что это такое? У нас в храме как будто кто-то есть. Подхожу, читают громко так вот, захожу, открываю дверь – заперто. Да что такое? Кто там есть? Открываю – никого нет. А потом один раз тоже зимой так бегу, бежу. Говорю, опаздываю – скоро будет служба, а я вот всё еще никак. Смотрю: в храме свет горит. Надо же, я ведь рано встала, неужто меня часы подвели? Так думаю по дороге. Пошла к батюшке, поклонилась к нему, побыла, повернулась – никакого света нет, храм темный. Потом здесь загорелся свет. Я вот так вот обошла. Вошла, смотрю, тут у нас одна послушница Нина уже читает утреню. А я слышала, когда я стояла там, у батюшки-то, поклонялась ему у могилки-то, здесь такое было пение, такое было пение! Я говорю: «Батюшка! Откуда таких певцов к нам привез? Никогда не было у нас таких». Вот как будто небеса вот пели здесь. И вот там вот, в алтаре, свет-то я видела. А потом, видно, она зашла с той стороны, открыла, всё вот исчезло. Вот такой вот у нас маленький уютный храмик, который нам много помогает.
С: А он не закрывался, этот храм, да?
СБ: Нет, он закрывался.<Комментирует Дикина Л.Ю.> Здесь склад был. А вот там Никольский, они начали его восстанавливать. И здесь тоже всё покра… Ну, замазали, было всё побелено, всё. А вот нынче мы делали в прошлом году осенью, это вот тоже стали опять белить-то. Потом нам сказали, что под побелкой под первой есть образы, нарисованы. Ну вот у батюшки мечта, чтобы постепенно это тоже всё смыть и чтобы всё вот проявить, обрисовать. А вот в том храме тоже всё мы замазали <нрзб>, но не заштукатурили, а просто побелкой. Там вот не <нрзб> в Никольском- храме-то? Я могу, между прочим, вам открыть, показать.
С: Нет, будем еще там. Да, будем очень рады.
<Внешний разговор>