С: А как оно появилось?
ЕА: У меня была книжка, я ее отдал в этот Святоозерский монастырь. В нашей церкви есть матушка Антонина Ивановна. На кладбище есть балдахиня, что ли, назвать ее, раньше так называли, под ней схоронен Андрюша Блаженный, юродивый. Его помнил мой отец. Я раз что-то с этой матушкой поделился, она пришла: «Ты расскажи, что, чего, как ты», что я помню. Отцу моему было лет 12, как он помнил Андрюшу. Как получилось-то, у моего деда по отцу родилась четвертая девочка по счету, родилась хилая, нездоровая. А раньше считали, что надо обязательно окрестить, а то грех будет, вдруг она умрет, грех будет на родителях. Дед, сколько этой девочке было, неделя, три ли, месяц был, поехали крестить. А отец мой в семье их был самый старший, отец тоже поехал, дед его взял. Едут, догоняют на дороге этого Андрюшу, он ходил зимой босиком, на нем была такая длинная рубаха ниже колен, и все. Шубник еще… полушубок ли, вся одежда на нем, больше другой не было. Они его догоняют, а он любил лошадей, этот Андрюша, его считали блаженным, значит, не остановиться – грех будет, обидится. Дед, значит, останавливает лошадь, он в сани, давай ему вожжи. Дед передает ему вожжи и говорит… А он разговаривал плохо, мя да бя, такие у него выражения-то были. Он говорит: «Андрюша, будет ли жить-то ребенок-то?», а Андрюша: «Мя-мя» (как причмокивание). Значит, будет. Если бы сказал «бя», значит, ребенок считай помер бы. А дед опять, проехали немножко, опять переспрашивает: «Андрюша, мы поехали в церковь крестить, будет ли жить ребенок?», а он: «Мя-мя». Значит, вот. И вот эта матушка приходила, спрашивала: «Что ты знаешь об этом Андрюше?». а мне отец рассказывал, мне было десять лет, может, тоже, вот и я ей рассказал.