С: А приметы были какие-нибудь, что, вот, не знаю, увидел что-нибудь, значит, умрешь скоро? Или кто-то умрет скоро?
ЛВ: Сны были. Вот я вам расскажу свое. Мы со своим супругом развелись, он выпивал, я, конечно, внушала, он не слушал, мы развелись, он уехал к матери, жил там. Я не знаю, что чего, но, милые мои! Мне снилось, что он лежит, у нас спальня две койки, я на одной, койка другая пустая, я чувствовала, что он лежит на второй койке, и я знала, что это уже прощание. Я его не видела, перед смертью в больницу к нему не ездила, но он присутствовал в течение трех дней. Потом пришла женщина с нашего поселка, Валя Комарова, говорит: «Люся, Володька помер!». Вот это вот было, я чувствовала присутствие его на койке. Ну и боялась. Вот и все, это я про себя вам могу рассказать, а больше я ничего не знаю. Ну, что там еще, соседи особо не делились, если они там шушукались, женщина с женщиной, а мне, соплюхе, там чего. Вот у меня было такое, что… Я не знаю, чем он болел, мой супруг, мы развелись, мы пятнадцать лет уже не жили, но он присутствовал на кровати рядом.
С: А вот, когда человек умирает, как определяли, что он умер? Зеркало там подносили, еще что-нибудь? Нет? Воду, может быть?
ЛВ: Нет, знаете, трогалась рука, ухо к груди, и, когда уже чего-то спохватишься, он был холодный, вот вам и все. За руку да, конечно, если муж там или жена, дочь подбегала, мать за руку хватала, ухо приставляла, но она-то уже холодная! Умирали почти ночью.
С: А дальше что делали ночью с покойником?
ЛВ: Ночью с покойником… начинали орать. В этом доме, где умерла мать, начинали орать, начинали плакать, начинали кричать женщины.
С: Голосить в смысле?
ЛВ: Да, конечно, [изображает плач] «ой-ой-ой, ой-ой-ой, у нас покойник, ой-ой-ой!». У нас вся деревня знала, это было сарафанное радио, и все в деревне знали, ничего не скрывалось. Если умер человек, значит, умер.
С: Они там всю ночь так сидели?
ЛВ: Нет, смотря как хватались. Под утру ли, после двенадцати у нас все это случалось.
С: То есть как покойник умер, потом проходит ночь, и они в двенадцать начинают голосить?
ЛВ: Нет! Когда спохватывались. Когда умер, может, он вечером умер. Может, он после двенадцати ночи умер, спохватывались утром, люди трудовые спят. Утром схватывались, ой! За руку холодную! Ой! Сердце не бьется! А че сердце не бьется, человек давно помер, может, часов шесть.
С: И тогда начинали?
ЛВ: Не сразу схватывались, в деревне жизнь очень тяжелая, народ-труженик спал, утром только спохватывались. Подойду к маме, чего ей там, попить или обтереть ее, и вот только… Часов шесть только хватались, что покойник.
С: А они прям у себя в избе это все голосили, да? Женщины?
ЛВ: Да-да, дочь начинала плакать, что ой-ой-ой, у нас покойник, и сын там, и отец или, ой-ой-ой, это все…
С: А вот…
ЛВ: Это страх перед смертью, смерть – страшное дело.
С: А вот когда покойник умер, его же обмывали, да?
ЛВ: Да, обмывали. Приходила спец женщина со своими тряпочками, со своими обмывочками, да, я процесс обмывания не знаю, не видела. Но да, приходила женщина, чтобы, как его сказать, соборовали. Его обмыли, обрядили во все, что там приготовлено, и на стол положили. Гроб уже, когда-то там у всех были готовые гробы… А кто-то чего-то где-то сколачивал. Вот когда сколотят, но хоронили на третий день. Гробы были у нас некрашеные, некрашеные в то время, ведь это же краска, это цивилизация, а у нас чего. Гробы были некрашеные, белые, кресты рисовались на крышке.
С: А вот эта женщина с этими тряпочками специальными, которая приходила, она с ними что дальше делала?
ЛВ: Сжигала.
С: Ага, сжигала.
ЛВ: После каждого покойника тряпки. Ну, какие тряпки, рваные, старая простынь, старый пододеяльник, это все мягкое, чтобы это все выжалось, все это сжигалось, она сжигала от каждого покойника.
С: Она сразу прям сжигала?
ЛВ: Да, да, сразу сжигала.
С: А вещи покойника…
ЛВ: Раздавались. А то сын донашивал, если старик умирал, и, значит, что-то оставляла сноха, если свекровь умирала, не выбрасывалось это, это все дорого, это все, знаете, огромных денег стоило в те годы. Пальто на десятилетия, шубы на десятилетия, кофты на десятилетия, это все переходило. Что невозможно носить рваное, да, выкидывалось, на тряпки половые.
С: А вот скажите, вы говорите, что гробы у вас были некрашеные…
ЛВ: Некрашеные.
С: Может, они еще какие-нибудь некрашеные просто потому, что краски не было, или просто так нужно было? Как по-вашему?
ЛВ: Вы знаете, я не знаю, крашеные гробы это с ритуальными, это все обивают тряпками, а там не было, не из чего, у нас денег было немного.
С: Просто сколачивали гроб?
ЛВ: Да, просто сколачивали гроб. Гробовщик был в деревне, доски у него всегда имелись. Помер Иван там два метра, значит, ему гроб такой вот, согласно двум метрам, если метр пятьдесят, значит, пятьдесят, был гробовщик в деревне.
С: А этот гроб был сделан из каких досок?
ЛВ: Сосна.
С: Они были грубые? Или наоборот обтертые?
ЛВ: Да, были, как вам сказать, рубанком обработанные, были гладкие, не шероховатые. Конечно, туда стружки накладывались, простыней все это закладывалось, чистой, стираной, новой простыней. Подушечкой стружек, все это вот так вот было.
С: А гроб выносили как? Вы не помните?
ЛВ: Что вас интересует? Вперед ногами? Вперед ногами!
С: Хорошо, а на руках?
ЛВ: На руках, на руках.
С: Не на полотенцах?
ЛВ: Нет, на руках. Ставились около дома на табуреточку, потом уже из деревни выносилось на полотенцах, на краю деревни стояло… Ведь раньше были лошади, лошади. Все это везлось уже потом, ну что вы, милые мои, из Поповки на кладбище тащить! Все это везла лошадка, но до конца деревни тащили на полотенцах мужики.
С: А что с этими полотенцами дальше делали?
ЛВ: Эти полотенца передавались. Помер у меня, значит, покойника унесли, они у меня лежат. Померли у вас, значит, я вам отдам, полотенца ходили из хаты в хату, где покойник. Полотенца были длинные, льняные, дорогие, вы что.
С: Полотенца стирали потом?
ЛВ: Стирали.
С: А вот после того, как похоронили, гроб вынесли, мыли ли дом?
ЛВ: А как же, до улицы мыли. Крылечко, все ступенечки, пока тащили на кладбище это все, дом убирался, убирался, мылись полы. Не терлись, как раньше, полы-то были некрашеные, горячей водой все это вымывалось.
С: А зеркала завешивали?
ЛВ: Обязательно, завешивали, завешивали.
С: А только зеркала завешивали? Или что-нибудь еще? Например, шкафы завешивались?
ЛВ: Я не помню, но зеркала завешивались.
С: Прям сразу умер, и завешивались?
ЛВ: Да.
С: А не говорили, зачем? Или просто так принято?
ЛВ: Наверное, так принято, я не знаю, зачем. Вот зеркало такое вот, чего тут, полотенцами занавесили, все. И таких у нас шкафов-то не было, шкафы-то у нас были лавки занавешенные. Лавка по стене, значит, полки, и веревочка протягивалась, и занавесочка. Вы что, у нас такая роскошь знаете, когда появилась?
С: А вот человек как умер, его как в избе клали? Под иконы там?
ЛВ: Под иконы. Под иконы, под иконы, под иконы. Подвигался стол, и под иконы ставили. Под иконы.
С: А вот когда его обмывала эта женщина, это в избе происходило или в бане?
ЛВ: В избе. В избе, ну что вы, мертвого человека тащить в баню, все это делалось наскоро.
С: А вот эта вот вода, которой обмывали его…
ЛВ: Выливалась в помойку.
С: Куда?
ЛВ: В помойку.
С: Из дома, да?
ЛВ: Да-да-да, из дома выливалась, выплескивалась, даже можно куда-то на задворок.
С: А какие-нибудь места, куда нельзя выплескивать, были?
ЛВ: Не знаю, не помню, не было у нас такого, выплескивалась вода и все, из тазика.
С: На дорожку можно было?
ЛВ: Нет, не на дорожку, не на дорожку, куда-то в укромное место, за двор.
С: Хорошо. А когда покойник умирал, клали его под иконы, свечки зажигали?
ЛВ: Горели. Горели свечки сутки. Сутки горели свечки, и лампадка теплилась, свечки горели, это было. Идешь иной раз по улице вечером, знаешь, что в этом доме покойник, всю ночь горят свечи. Это было.
С: А псалтырь, может, приглашали кого читать над ним?
ЛВ: Читали женщины. Кто считал это нужным, а кто не считал. Но читали, читали, ночь напролет при свечах, женщины читали.
С: Женщины, которые его родственники, умершего? Или какие-то специальные?
ЛВ: Какая-то у нас отдельная была женщина, как она называлась, я не знаю, но она одна всех вот провожала. Читала, читала всю ночь напролет одна.
С: Именно псалтырь или что-нибудь еще?
ЛВ: Что-то перед ней книга какая-то была, наверное, Евангелие.
С: А родственники, не случалось, что сидели с покойным ночью?
ЛВ: Случалось. Случалось, я помню несколько раз, что женщина читала, они сидели на лавочке, это было, было, последнее прощание, было, сидели родственники.
С: А вы говорили, что на сорок дней, на год поминали, а на День рождения или на день смерти?
ЛВ: Нет, на день смерти, вот это вот я не помню, и на День рождения не помню. Но, вы знаете, не все вот, умер человек, не все помнили День рождения, если ему там 90 лет, какой там День рождения? Но в каких-то семьях это соблюдалось, а в каких-то нет, забывалось, 90 лет старику или 90 лет бабке.