С1: А может еще про старину нам расскажете, то, что папа рассказывал, бабушка, дедушка – может, помните?
ЗТ: Бабушек и дедушек не было. А вот это еще хорошо, что я люблю это. Это еще я в школу не ходила, а уже все равно любила загадки всякие, фокусы… Я и сейчас фокусы всякие. И на картах, и иголкой, где чего проткнуть, ножницы снять, суметь все…
Немка была эта девчоночка Мина, немцы жили у нас. Она меня водила за ручку и учила – вот я все запомнила. А так-то ведь время-то было у нас какое, мы под войну попали, некогда было об этом думать-то.
Тут школа была. Я была в 3 классе – мама умерла. Мне уже было некогда. Вот я еще до 3 класса писала такие стишочки: Промчалось красивое лето, настало холодная зима, улетели летние птицы в … дальние края. Нескоро вернутся оттуда ловить насекомых в садах. Остались вороны да галки, остались зиму справлять.
Вот такие глупенькие стишочки в 3 классе, а потом совсем замолкла, а некогда было. Потому что надо ведь хлебы в квашне смесить.
Учительница сядет, когда приходят учителя, и вот какая-то одна придет сзади, я на задней парте сидела. Говорит: «Зой, а что это у тебя рука тут?» - «Тесто!» - «А как тесто попало?» - «Хлебы месила. Тут-то вымыла, а тут-то не успела». Так в тесте и пришла в школу, в 4 в 5 класс. Так когда тут было сказки…Это еще я… А так-то другие в мои годы ничего не вспомнят.
А там война пошла. Значит, пять лет, четыре года война была. А после войны еще тяжелее было . В войну хоть порядку не было, так уж, как пришлось, уж теперь грешным делом, в колхозе, спасибо, председатель, секрет… счетовод соберут маленько нас – «Только молчите!» - еще по 100 грамм на трудодень хлеба дадут, чтобы не отправлять. Сами-то мы тоже голодные, все в район, в район – а сами работаем без хлеба.
Ну вот, что дадут, так что не до сказок было-то в это время. А когда это все кончилось – вот в другой раз про все эти про гадания про девичьи, спрашивали вчера – а где мне знать? Я только вот помню два года, только два года. Это было мне 17 и 18 лет. А остальные года… Через год посылали на лесозаготовки каждого, а меня каждый год. У меня вот отца-матери нету, заступиться некому – каждый год, каждый год…В Карело-Финскую, в Вологодскую, в Есиновичи вот сюда. Так что некогда было, и не гулять, ни гадать – ничего. Так только где-нибудь…
Наше годы – самые-самые такие, только что если услышим, от людей.
Ну вот я только на двух свадьбах была. Если бы была бы дома, то может, и больше бы знала, а где уж не лесозаготовках…
Мы с братом вот с этим, горбатеньким, по 3 месяца хлеба не ели. А молотим на гумне – вот по коленки в хлебе ходим, на молотьбе-то. Но никогда не знали, чтоб одну зернинку взять. Даже я вт сейчас думаю: «Хоть кур-то бы покормить, какого овса в карман». Никогда. А вот стала тут на заводе-то работать – ух (неценз.). Тут любая баба утащит столько, сколько мы с папой вдвоем за весь год заработали. Навяжут этих.. в чулок зерна, и вот здесь привяжут, и вот здесь привяжут, а одна еще, вот угораздило, думаю, вроде тепло, а она шаль большую накидывает на фуфайку и ходит. А под шалью на шее вот здесь еще мешок с зерном привязывает. Вот как воровали вот здесь в заводе. А мы в колхозе этого не знали. Мы этого не знали ничего, ни-ни, ничего. Наше дело – честная работа была. Да, мы фронту помогли много. Мы много фронту помогли.
Вот я и писала, когда повезли меня в Кимры рассказывать, а я люблю стихами, у меня лучше получается, чем прозой. Вот я и написала, что
Мы дети, подростки суровых военных лет.
Сколько ж на хрупкие плечи свалилось несчастий и бед.
Теперь даже вспомнить страшно прошедшие те года.
О наших годах и здоровье не спрашивали никогда.
Торфоразработки, лесоповал,
рытье окопов, оборонный вал –
все эти работы были важны,
и мы понимали, как мы нужны.
Недосыпая, недоедая, но слова не знали «нет».
А на фронтах отцы, деды и брать ковали цепочку побед.
И вот получили медали. Уверены, что заслужили.
Пусть мы в тылу, не на фронте, а все же фашистов били.
Вот такие вот писала.