[До этого рассказывает, как перерезали путы. См. XXIV-13 б.] Моли́тва основна́я бо́жеская, Иису́са – «О́тче наш». Э́то всю доро́гу она́ везде́. Мы всегда́ ложи́мся спа́ть, чита́м и встаём, осо́бенно когда́ в доро́гу е́дем, что́бы у нас. Я вот зу́бы неда́вно лечи́ла, на́до ещё де́лать коро́нки, и никогда́ без моли́твы из до́ма не выезжа́ем. [Говорит, что после СССР всё стало плохо.] И вот щас ўну́к в а́рмии у меня́, две неде́ли как ушёл, я чита́ю ему́ и о нём то́же обяза́тельно, молитвосло́в тако́й. Вот. Ну а так во что ещё ве́ровать? На́до, чтоб кака́я-то была́ защи́та челове́ку. Вот они́ де́лают мне пло́хо, я ничего́ им плохо́го не сде́лала, ну. А на́до, чтоб кака́я-то бы́ла ве́ра, что тебе́ кто-то помо́жет. Прито́м бог лю́бит вот таки́х си́рых, как я, без ну… ну кото́рые, меня́ оста́вили в детдо́ме, го́дик был и два ме́сяца, вот, и вдо́вых. Вот он нас оберега́ет всегда́. Вот я чу́вствую, вот нету сил, всё, ўнучо́к оста́лся ма́ленький, два го́дика. Сыно́к у́мер от ра́ка. И вот иду́ полоска́ть, чу́вствую,как-то си́лы у меня́, вот всё не́ту, не́ту, жа́рко, всё, всё. Пото́м – раз, сра́зу похолода́ет как-то. Вот как-то он помога́ет. И́ли зимо́й вот я полоска́ла, мы… мы же не поло́щем как вон щас, автома́ты, а в ба́ньке помо́емся, вот сего́дня у нас ба́нный день в суббо́ту. Как говори́тся: шесть дней себе́, а седьмо́й – бо́гу. Шесть… [Так говорят?] Ну э́то ж пои́стине, э́то ру́сское наро́дное, что шесть дней, э́то, себе́, в суббо́ту всегда́ мо́ются в дере́вне, э́то уже́ зако́н, ба́ни то́пят все, а в воскресе́нье иду́т в це́рковь чи́стыми и душо́й, и помы́вши, вот. И вот иду́: ой, сил не́ту, а пелёнки на́до полоска́ть в лу́нке пря́мо, и никогда́ мы не… не полоска́ли с говно́м там пелёнки, всё, всё в лу́нке, у меня́, пра́вда, пото́м па́льцы си́льно боле́ли, ру́ки. Ну, идёшь, и щас полощу́. А пото́м – раз, мне бо́женька как-то помо́жет: светло́, споко́йно ста́нет. Вот что-то есть, ви́дно, вот он, то́ка что на́до в душе́ вот быть к лю́дям, не зави́довать, плохо́го ничего́ не жела́ть. Я вот э́тих вот спроси́ла цыга́нам, цыга́ны-молдава́ны. Вчера́ разгова́риваю, говорю́: «Слу́шайте». «Вот, у нас хозя́ин тако́й хоро́ший». Ну я говорю́: «А чем вот он хоро́ший?», вот, ну, с Молда́вии прие́хали, мол, они́ хоро́шая семья́. А, говори́т, бога́тый. Я говорю́: «У нас, у ру́сских э́тим не определя́ется. У нас, у ру́сских, определя́ется до́брый, что́бы бы́ли работя́щие». А она́, ой, то́лько моби́льник не забу́дьте и́ли что э́то. [Соб.: Не забуду.] Ну вот. Вот что́бы, что́бы вот, вот доброто́й, чтоб помога́ть други́м, вот. А она́: «Ох, бога́тый», мол. Ох, нет, никогда́ у ру́сских э́то не определя́ло. Хоро́ший… хоро́шую семью́. А вот помо́чь, кому́ тру́дно, вот э́то на́до обяза́тельно. Я вот с подва́ла, что остаётся весно́й: морко́вочка, свекла́, карто́шечка кака́я там, всё, могу́ подели́ться, капу́стка, и обяза́тельно отд… дам, обяза́тельно отда́м.