[Рассказывая про то, как муж запретил ей идти на похороны человека, за которого она не вышла:] Пошла́, не послу́хала. Пошла́, таки́ краса́вец лежа́л в гробу́. Вот ... ру́ки то́же, як умре́ть, поко́йник, дак вот так во ру́ки класть [показывает руки, сложенные на животе], а ён – ру́ки так у яго́ вы́престаны [показывает руки, лежащие вдоль тела]. И она́ яго́ уже́ и костю́м но́вый, усё, краса́вец лежа́л в гробу́. Се́рдце моё закамене́ло, а сёлето. У нас же на Ра́дуницу хо́дят на кла́дбише. Ну, е́ти сы́н усягда́ с Бря́нска приезжа́я, и к Ра́дунице. И мы, у яго́ маши́на яго́, легкова́я. И мы з йим е́дем на кла́дбище. И я уже́ сёлето, так боле́ю и ду́маю: «Госпо́ди, мо́жо, мене́ Господь наказа́л, шо я хло́пцу э́тому так и сде́лала». Дружи́ла, дружи́ла и оби́дела яго́. Вот, яко́й бы он лу́чше меня́ ки́нул. Дак я э́то вот – Пе́тя, моего́ сы́на мла́дшего́ э́то звать. Скажу́: «Пе́тя, сыно́чек, ты иди́ уже́ к маши́не», а я го, зайшла́ туды́. Откры́ла ту́ю, где он похоро́нен, огра́ду ту́ю, налила́ ему́ ча́рку во́дки и положи́ла гости́нцеў, яйцо́ кра́шеное. [На Радуницу?] На Ра́дуницу и э́ту го. Скажу: «Прости́ меня́ за усё». Да хоть, мо́жо я, пра́вда что боле́ю, чере́з то́е, что я так сотвори́ла. Я б была́ счастливе́йшая. Я б тут и не була́, в э́тих Аза́ричах. [Вы сказали, что руки складывают на груди?] Не, ру́ки у ё ак. [Показывает руки сложенные на животе.] Вот так, во. Ну, а яго́ ж уже як нача́льника уже́ уси́х так кладуть и яго́ так [показывает руки, лежащие вдоль тела].