[Когда хоронили, как процессия шла, кто в начале шел?] АА... На похорона́х? В нача́ле… Ра́ньше у нас вот здесь вот, да? Ра́ньше в старину́, я по́мню, ну вот когда́ я жила́, мне бы́ло лет пятна́дцать, да, где́-то, хорони́ли так. Це́рква у нас бы́ла… Э́той не́ было, но она́ была́ разва́леная, э́то щас её постро́или. Зна́чит, на маши́ну, да? Э́тоо открыва́ют э́ти, бока́, ста́вят гроб, так? Ста́вят э́ти са́мые, ээ... цветы́, а венки́ впереди́ маши́ны. И вот иду́т люди́ переди́ маши́ны, а маши́на за ни́ми, и вот тако́й вот весь проце́сс, он идёт до са… са́мого кла́дбиша. А за маши́ной иду́т вот э́ти вот все ро́дственники, родстве́нники и друзья́, а кто там ещё. Вот. [То есть венки чужие люди несут?] А? [Венки не родственники несут?] Сза́ди иду́т чужи́е, а впереди́ иду́т ро́дственники. [С венками – родственники?] Не́т, с венка́ми – э́то иду́т други́е лю́ди. [Чужие?] Вот, да. [А родственники что несут?] А, нет. [Ничего не несут?] Они́ то́лько вот иду́т за маши́ной, э́то ра́ньше так бы́ло, а щас тепе́рь что – вот к це́ркви подогна́ли э́ту, каку́ю-то газэ́ль, туда́ засу́нули, венки́ засу́нули, сами по маши́нам се́ли и похайдоха́ли. [А крест не носили?] А… и крест несли́. [А его где несли?] А? [Его где несли?] Впереди́, са́мый пе́рвый – э́то… [Самый первый – крест?] Са́мый пе́рвый – крест, да. Э́то я вот по́мню, вот, в свою́ вот, вот э́то вот. Вот. [Кто его нёс?] Мужчи́на, а кто к… [Чужой?] Д… да. [Не родственник?] Не, не́. Ро́дственники, они́ не должны́ нести́. Вот. [Это был крест, который на могилу ставили, или какой-то был, который на всех похоронах носили?] Он… Нет. Э́то то́лько тот крест, кото́рый ста́вится на моги́лу. Вот. [Икону не носили?] У нас я не ви́дела ра́ньше. [Только крест, потом венки..?] Да. Венки́, а пото́м уже́ маши́на, ии... э́то са́мое, за маши́ной лю́ди. На маши́ну, пра́вда, могли́ сесть, вот наве́рх туда́, вот как гроб ста́вили, да, там зе́ленью, э́тими, зна́ешь, э́тими, ело́выми э́тими устила́ли, да? [Веточками? Гроб?] Э́ти, ве́точки. Да. Нет, не гроб, а вот саму́ машину́, а пото́м ста́вили гроб. Вот. И тогда́ могли́ сесть пожилы́е лю́ди, ну, кото́рые вот, ну, пло́хо хо́дят. [Пожилые любые?] Да. Да. И́ли вот са́ми. Кто захоте́л, сел вот так вот, с то́й и с э́той стороны́, и всё. [А близкие родственники не в машине ехали? Они тоже сзади шли?] Сза́ди шли. [Веточки, которые стелили в машине, их не кидали?] Ку… Вот туда́? [Соб.: На дорогу.] Вот тут вот [интервью проходит на улице Советская, около дома 37], я по́мню, мы отца́ хорони́ли, мы вот так вот устила́ли до вот э́того перекрёстка. [То есть кидали веточки на дорогу?] Да, вот та́к скла́дывали. [Складывали?] Скла́дывали. [До того, как везти?] Да́, да. А когда́ уже́... Во-пе́рвых, проце́ссия ра́ньше… аа... э́то, в мор… мо́рга-то не́ было, челове́к в до́ме находи́лся три дня. [Три дня в доме?] Три дня. Вот. А пото́м его́ выноси́ли вот сюда́ [на улицу], выходи́ли все́ эти, кто знал, проща́лись, и всё. Вот. [А зачем веточки кидали?] А вот э́то я не могу́ сказа́ть, до́ченька. Так при́нято, зна́чит, так и де́лали. Вот, а так я… И… [Веточки лежали, а потом куда?] А пото́м убира́ли их. [Родственники?] Да. [И куда их девали?] Убира́ли и пото́м, я не зна́ю, куда́ дева́ли, я вот не по́мню вот э́того вот, е́сли че́стно, я не по́мню э́то. [Когда человек умер, где гроб три дня находился?] До́ма, он в гробу́ лежа́л. [В спальне или где?] Нет, в за́ле. И приходи́ли лю́ди, бы́ли поста́влены скаме́ечки, приходи́ли лю́ди и сиде́ли, разгова́ривали. [Разговаривали?] Да́, а как же? [Что говорили?] Ну, кто к… о чём. А… у нас не́ было запрещено́ так, что не говори́ть, а сиде́ть мо́лча. Говори́ли обо всём, и помина́ли тут. [Было принято не спать ночью, возле гроба сидеть?] Вы зна́ете, что, вообще́, открове́нно сказа́ть, я вот, наприме́р, ээто… не могла́ спать, когда́ отца́ похорони́ли. Я про́сто, я не зна́ю, како́й-то страх был – э́то ра́з. А, во-вторы́х, на сороково́й день, на сороково́й день яя ви́жу сон, что я стою́ на кла́дке, так, и подъезжа́ет ло́дка, и смотрю́, сиди́т там мой оте́ц и говори́т, подъезжа́ет и говори́т: «До́ченька, сади́сь ко мне, пое́хали со мной». Я сказа́ла: «Не́т, па́па, я с тобо́й не поеду́, мне ещё жить и жить, я с тобо́й не пое́ду, – и я… я говорю́, – ты едь с Бо́гом, дай Бог, чтоб всё у тебя́ бы́ло, но я с тобо́й не пое́ду». И вот е́сли я е́ду на маршру́тке, допу́стим, э́то са́мое, да, ми́мо кла́дбища, вот кто в маршру́тке сиди́т, все всегда́ обраща́ют внима́ние – я всегда́ перекрещу́ кла́дбище и говорю́: «Тишина́ и поко́й вам, и свет, и всё чтоб у вас бы́ло хорошо́. [Вы не себя, а кладбище перекрещиваете?] Кла́дбище. Перекрещу́ три ра́за и всегда́ говорю́: «Тишина́ и поко́й вам, дороги́е мои́, пусть вам всегда́ бу́ет хорошо́, тепло́ и ую́тно». Вот мно́гие говоря́т: «А чего́ вы так, Ни́на Влади́мировна?» Я говорю́: «На́до всегда́ жела́ть, потому́ что мы то́же ско́ро, – я говорю́, – бу́дем там». Кто́ его́ зна́ет? Ка́ждый, до́ченька ухо́дит в своё вре́мя. Как мне вот сказа́ла тут одна́ же́нщина: «Вот что ты отказа́лась от опера́ции на се́рдце?» Я говорю́: «Вы зна́ете, что хоть золоту́ю ка́псулу пусть изобрету́т, но е́сли тебе́ пришло́ вре́мя, в то вре́мя уйти́, ни одна́ ка́псула не помо́жет – ты ухо́дишь в своё вре́мя, кото́рое предназна́чил тебе́ Бог. [… – через некоторое время разговор возвращается к этой же теме.] [В зале покойник стоял головой куда?] Кто? [Соб.: Гроб.] Сюда́. [НВК показывает на правый внешний угол дома.] А когда́ выноси́ли, то выно́сят вперёд нога́ми. [Вперёд ногами?] Да. [А головой..?] А голово́й он лежа́л так. [Показывает снова на угол.] [Это к иконам?] Ико́на, а ка́к же? [К иконам?] Да́, да. [То есть там угол с иконами?] Да, вот у нас как раз у́гол, и у нас ико́на здесь, и он вот так вот стоя́л три дня, на тре́тий день его́ хорони́ли, потому́ что так поло́жено – на тре́тий день хорони́ть. Выноси́ли вперёд нога́ми, ста́вили вот так вот вперёд нога́ми вот так вот, подходи́ли кто не… туда́ не заходи́л, попроща́лись, и вот так же в маши́ну и увози́ли. [Выносили через дверь?] Да. А как ты вы́несешь? [Соб.: Через окно, бывает.] А как че́рез окно́, е́сли гроб не прохо́ит, а как? А, э́то, ме́жду про́чим, до́ченька, я интересова́лась, и мне вот сказа́л в Ри́ге э́то… в ру́сской це́ркви ба́тюшка, он сказа́л, э́то не игра́ет никако́й ро́ли, никако́й ро́ли. Потому́ что в окно́ вы, во-пе́рвых, не вы́несете его́. Это яс… Ну попро́буй, где ты в окно́ тут вы́сунешь его́. В жи́зни не вы́сунешь – пра́вильной, говори́т, как он мне объясни́л, э́то выноси́ть че́рез весь дом, э́то идёт… [Через весь дом?] Да. Вот так. Вот э́то идёт проща́ние, как он мне сказа́л, души́ и́ли ка́к-то те́ла, и́ли… чт… что́-то вот тако́е вот. [… – запрета возвращаться в дом после выноса тела не было.] [Не было такого, чтобы сидели и как-то специально плакали над покойником?] Ты зна́ешь, что, до́ченька… все э́ти три дня пла́чут бли́зкие ро́дственники. Как бы там не́ было, у ко́го-то и исте́рика, у кого́-то, понима́ешь, кто́-то и начина́ет и пригова́ривать, понима́ешь, – ка́ждый по-ра́зному. Ка́ждый по-ра́зн… [Специальных слов не было?] Нет. Ка́ждый по-сво́ему. [Чтобы как-то жаловались, не было?] Не́т, нет. Про́сто, э́то са́мое, говори́ли, э́то: «Прости́ нас за всё, е́сли мы что́-то не так сде́лали, – вот и, – пусть земля́ пу́хом, чтоб всё бы́ло хорошо́». [… – через некоторое время разговор возвращается к этой же теме.] [Соб.: Вы сказали о поминках, когда стоит гроб.] И вот ээ... Гроб стои́т. А когда́ похорони́ли, поми́нки до́ма. [После похорон?] Даа. Но де́ло в том, что вот я, зна́ете, я не зна́ю. Вот в Ри́ге я отжила́ сто́лько вре́мени, да? [НВК жила в Риге 30 лет.] И у меня́ там все ро́дственники то́же… похоро́нены. Там на кла́дбищах поми́нки не де́лают – у них не при́нято э́то де́лать. Как они́ сказа́ли, «э́то некраси́во». А зде́сь де́лают. [На кладбище прямо?] Даа. Но не все. [А как делают на кладбище?] Ста́вят сто́лик – и всю заку́ску ста́вят, и вы́пивку ста́вят. [А что едят?] Ну сала́ты едя́т, э… карто́шку, огурцы́. Вот это вот. И пью́т. [А специальные блюда не готовят?] Неет. А спец… ИИ э́та… как э́та ещё… К… Кутья́. Вот специа́льно вот гото́вят. [Что такое кутья?] Кутья́. А э́то зна́чит ээ... отва́ривается рис и добавля́ется вода́, немно́жко сластя́т и изю́м туда́. Вот и всё. [А её едят первой или последней?] Пе́рвой. Три ло́жки. [Три ложки?] Да. [Обязательно надо?] Обяза́тельно. [А вилками едят на поминках?] А? [Вилками едят на поминках?] Ну, ты зна́ешь, кто как [смеётся]. Кто как. Смотря́… в зави́симости от… что… что есть. [… – нужно есть красиво.] [А на могилах не стелят скатерти, не едят прямо на могилах?] Я не зна́ю… Ра́ньше, когда́ не́ было столы́, с… то ста́вили на моги́лу. Ложи́ли ска́терть и… кла́ли вот э́то вот что п… помина́льные вот э́ти вот все… Вот. АА... так ээ… сейча́с вот я смотрю́, наблю́даю вот, вот… неда́вно же была́ вот тут вот Тро́ица, смотрю́: в… у мно́гих сде́ланы сто́лики. Они́ на сто́лики ста́вят. И всь… И скаме́ечки. Вот. А други́е про́сто пришли́, поговори́ли, цветы́ поста́вили – и всё. [А цветы живые или нет?] Я… Ты зна́ешь, здесь не при́нято. Здесь не при́нято. А вот в Ла́твии, в больши́х города́х – там то́лько живы́е. [… – в Латвии привозят живые цветы, в Себеже на рынке – только искусственные.] [А здесь на Троицу ходят на кладбище?] Вообще́ пе́ред Тро́ицей ну́жно убира́ть всегда́, кла́дбище в идеа́льный поря́док приводи́ть, всё. А пото́м в Тро́ицу обяза́тельно прийти́ до… вот я не зна́ю, как… Я вот слы́шала, одна́ же́нщина говори́ла, что э… до… темно́, коне́чно, до двена́дцати, но до ве́чера до са́мого на́до обяза́тельно посети́ть. И поговори́ть на́до обяза́тельно: я дак захожу́ всегда́, и поговорю́, и а… расскажу́ и что. А вну́чка вон у меня́ тут пе́ред экза́менами, е́сли че́стно вот так сказа́ть. Чё-то у неё… Она́ боя́лась э́тих экза́менов, я не зна́ю как. Пошла́ на кла́дбище к де́душке, праде́душке – они́, де́душке и праде́душка, ря́дом лежа́т. От… Поговори́ла с ни́ми. А э́то ещё э… ря́дом убира́ла же́нщина и гь… Прислу́шалась и говори́т: «Де́душки, помоги́те мне, пожа́луйста, сдать экза́мены. Я так бою́сь, – говори́т, – помоги́те, я вас прошу́». Говори́т, что… А пото́м на де́душку н… на родно́го от на моего́ му́жа, гърит: «Де́душка, что ж ты, – говори́т, – нас оста́вил, – говори́т, – нам о́чень тяже́ло без тебя́». Э́та же́нщина гърит: «Ё_-моё… я… м… меня́, меня́, – грит, – заколоти́ло, я, – грит, – убира́ла кла́дбище, меня́ заколоти́ло, – гърит, – всю. Я подошла́, обняла́ её. Сказа́ла: “Как тебя́ зову́т?” Она́ гъри́т: “Ангелу́ша”. – “А чё ты, – грит, – пришла́”. – “А я, – грит, – пришла́ попроси́ть, чтоб они́ мне помогли́”». И оте́ц у неё разби́лся в ава́рии, его́… ну… не он винова́т, а в него́ вре́зались, то́же похоро́нен. И к па́пе сходи́ла, то́же. Помоли́лась и сказа́ла: «Па́почка, я никого́ не опозо́рю. Я вы́учусь, всё как на́до». [То есть покойники могут помогать, да?] Даа, да. И она́ пото́м пришла́ така́я. Я гърю: «А где ты была́, – я гърю, – подру́га дней мои́х суро́вых?» Вот так на не́ё. Она́ мне внача́ле не сказа́ла. А пото́м на ры́нке меня́ встре́тила ээ... же́нщина. Гърит: «Ни́на Влади́мировна, ва́ша вну́чка вчера́ была́, – говори́т, – у де́душки». Я гърю: «Ка́к это?» Прихожу́ споко́йно, ду́маю, зна́ешь, нерви́ровать не бу́ду. Я так прихожу́: «Так, де́вочка моя́! Иди́ ко мне́!» Она подхо́дит, я гърю: «За́йчик, а чё, ты, – я гърю́, – на кла́дбище ходи́ла?» Она́ грит: «Да, бабу́ля». А я гърю́: «А почему́ ты мне́ не сказа́ла?» – «Ну заче́м я бу́ду тебя́ ли́шний раз нерви́ровать». От. «Я, – гърит, – сходи́ла, поговори́ла. Мне ста́ло лег\че. А пото́м… э… По пути́ зашла́ к па́пе. Но там я, – грит, – коне́чно пла́кала», – говори́т, о. Я гърю: «Ты зна́ешь, вообще́, – гърю́, – Ангелу́ша, не на́до пла́кать. Им там тяжело́ от э́того, когда́ лю́ди на кла́дбище пла́чут. Им тяжело́. Наоборо́т, разгова́ривай, в настрое́нии будь, тогда́ и им там ле́гче лежа́ть». Вот и всё. [А когда на Троицу ходят, что несут на кладбище?] АА… Что несу́т? [Соб.: Да.] Цветы́. [А из еды?] А из еды́ ээ… я тебе́ хочу́ сказа́ть [усмехается], кто что ест. Сала́ты в основно́м э́ти, зна́ешь, ну оливье́, пото́м селёдку под шу́бой, пото́м карто́шку, огурцы́, сала́ты из овоще́й – вот кто что́. Бе́дный челове́к, он, коне́чно, зна́ешь, придёт и посиди́т. Зна́ешь… А вот таки́е вот, коне́чно, они́… [А кутью несут?] А? [Соб.: Кутью.] Обяза́тельно. В пе́рвую о́чередь. [А яйца варят?] Вот э́то я не ви́дела э́то, зна́ешь… Я хожу́ вечера́ми, потому́ что там о́чень мно́го наро́ду с утра́. О́чень мно́го. А мы э… хо́дим вот где́-то часо́в в во́семь ве́чера, в семь-во́семь ве́чера. Посиди́м, поговори́м. Ча́сик там… Всегда́ м… разгова́риваем все. Все. [А ставится, может быть, отдельная посуда для умершего?] АА, ты зна́ешь, я не зна́ю, как ста́вится. Но обяза́тельно кладётся вот мы ло́жим эх… две пече́ньки и две э… два э́тих ээ… две конфе́тки. Наа... ка́ждому. Что́бы они́ помян… ну, пое́ли. От [вот]. ИИ... э… Зажига́ем све́чи. [А свечи где стоят?] О… о́коло кре… ну о́коло па́мятника. [Две свечи?] Вот… з… Две свечи́ зажига́ем. На одно́м и на второ́м – по две свечи́. И… Не ухо́дим до тех пор, пока́ они́ не поту́хнут. Вот… Потому́ что мне… я не зна́ю, но мне так в Ри́ге ба́тюшка сказа́л, что… ну́жно э… дожда́ться, чтоб… хоть час, хоть два, но вы должны́ сиде́ть, и чтоб они́ поту́хли. [А когда приходят на кладбище, всё кладбище обходят или сразу к своим?] То́лько к свои́м. [А по родственникам?] Е́сли есть, да́. А е́сли их не́ту… Я, наприме́р, пришла́ вот к одному́, ко второ́му, к па́пе и к… к своему́ му́жу – они́ ря́дом лежа́т. Вот. АА к её вот… к зя́тю немно́жко пода́льше – то́же отнесли́ и цветы́, и све́чки, и… положи́ли пь… пече́нье, и конфе́ты, поговори́ли. Вот. [Только на Троицу ходят на кладбище?] А? [Только на Троицу ходят?] Ты зна́ешь, до́ча, кто как – который… в де́нь рожде́нья. От у меня́ б… бу́дет, вот моему́ отцу́ – со́рок лет, пе́рвого а́вгуста, как он у́мер, вот я и пойду́. Все́й семьёй мы пойдём ообра́тно отнесём цветы́, зажгём све́чки, поло́жим поку́шать – печеню́шки с конфета́ми. Э́то, зна́ешь, е́сли… ээ... уваже́ние про́сто. Нь… Пусть со́рок лет прошло́. Но де́ло в том, что он же живо́й для нас – всё равно́. Мы же де́ржим его́… его́ в па́мяти живо́го. А не мёртвого. Вот поэ́тому вот так. [А на Радуницу не ходите?] Хо́дим. На пра́здники вот н… на таки́е хо́дим. А как же. [На какие «такие»?] А? [На какие ещё?] А вот не по́мню, как-то ещё одна́, у меня́ запи́сано там, но я́... я уже́ не по́мню.