ПВС: И я была в магазине продовольственном <…> и мы с одной работали. И осенью меня отпускают в отпуск. Мы с мужем всё собрали, пришли зять, дочь, внучка, провожать нас. Я говорю, дайте я, говорю, <…> всё ненужное выложу у телефона на стол. Да вот так полезла, чёт жёсткое. Я внучке говорю, Наталь, ты чё мне сюда, огрызков яблок насовала что ль. Она была такая, «да я и в сумку не лазала». А я прихожу в детскую, с обратной стороны сумку ставлю <…> а эта колдунья, она с техничкой работала. Я вытаскиваю, вот так кусок, вот такой, или воск, или прополис, не могу знать. И вы знаете, его оттаили и потом, чтобы он застыл вот так свёрнутый, а оттуда выглядывает бумажку. Я сразу догадалась, это какая-то молитва там. Я заревела, не знаю, что делать, давай подругам своим звонить, кто говорит, зажги, сжечь надо, одна говорит, пойдёте сейчас, на перекрестке выброси, через левое плечо, с Иисусовой молитвой и скажи: «Откуда пришло, туда и уходи». Я так и сделала, тут вот на остановке. А сделала, чтобы зять не видел и дочь, а то зять скажет, чё она тут делает. Я им даже не сказалася. Ну и всё, приехали на родину, мама ещё жила была <…> девчонки, как у меня груди… мне хоть на стены бросайся<…> ой, мы бросили всё с мужем, и в село к сестре. Племянница меня повела к гинекологу поздно вечером уже. Она посмотрела, говорит, да всё нормально, но я вам дам направление сейчас в район. На второй день племянница наливает трёхлитровую банку растительного масла, поехали. Посмотрела, говорит, у вас всё нормально, по женскому. Мы даже отпуск не догуляли, поехали сюда. И я поехала в Южу к гинекологу <…> она посмотрела, говорит, у вас всё нормально [о том, где в Юже живёт бабушка Оня, к которой она пойдёт в следующем эпизоде]. И я говорю, пойду к ней. Прихожу к ней. Она говорит, Варенька, что вас заставило. Я заревела, говорю, бабушка Оня, так и так, давай рассказывать. Она говорит: «хм, вот тебе сделали плохо, ведь кому-то и ты сделала плохо. Надо было сжечь [имеется в виду эпизод, когда ПВС выходила на перекрёсток и выбрасывала подкинутую вещь]». А если сжечь, мне некоторые сказали, если допустим насмерть сделано, то я помру. <…> И она тоже какую-то молитву, тоже чёто мне прыскала тут, чёто делала. Вылечила она меня, нет ли, не знаю. А эта гадина, подложила, сволочь. Она меня стала избегать потом, потом её сократили. Ей сейчас вот тут вот было девяносто шесть лет. Думаю, карга, блядь, не подохнет. А с которой я работала же, Валь, буду я жива, если Шигаева подохнет, я говорю, калом всю могилу, весь крест обделаю. Она говорит, ты чего Варь, я говорю, ничего Валь, так и сделаю, как она мне сделала. Вот так.