Год | 2014 |
Собиратели | ОВБ, ОФ |
Могилевская область |
Кричевский район |
Костюшковичи |
Код | ДОВ |
Пол | f |
Год рождения | 1989 |
Код | СЕС |
Пол | f |
Год рождения | 1949 |
XXIIa 10 г | Как и почему следует вести себя в церкви: как и где стоять; можно ли поворачиваться спиной к алтарю; как держать руки; как одеваться мужчинам и женщинам; как повязывать платок; можно ли разговаривать; как передавать свечку; как надо креститься; можно ли приходить на службу с опозданием и уходить раньше ее окончания? |
Богослужение, Вера, Говорить, Головные уборы, Давать-брать, Дверь, Добро-зло, Дом, Икона, Крест, Лавка, Ломать, Меморат, Молиться, Над-под, Народное православие, Обереги, Одежда, Один, Освящение, Открытый-закрытый, Пасха, Платок, Пространство, Родство, Свеча, Свой-чужой, Священник, Стол, Стоять, Утварь, Ходить, Хороший-плохой, Церковь, Число
ФА ВШЭ 7984
7984
[Ранее говорила, что батюшки не смотрят, что они освящают. – См. карточку IX-12 ж доп.] [ДОВ:] Ну, вот… у нас… Мне ка́жется, что и́менно вот на Кри́чевщине и лю́ди как бы привы́кли, что у нас прихожа́не отлича́ются умо́м и сообрази́тельностью. Потому́ что вот ходи́ть на Па́сху, вот я ходи́ла на Па́сху освяти́ть в про́шлом году́. И я ещё взяла́ одну́ па́сху, подру́га попроси́ла. Она́ говори́т: «Мы уезжа́ем, у нас не полу́чится, мо́жет, ты схо́дишь?» Я забрала́ её па́сху и сво́ю. Я обы́чно беру́ в це́рковь с собо́й кули́ч, я́йца-кр\ашенки, то́же покупа́ю све́чи и беру́ с собо́й соль. Ли́бо беру́ ещё каки́е-то конфе́ты. Но конфе́ты э́ти я могу́ пото́м оста́вить в це́ркви про́сто на поми́н. Вот, я пришла́, у нас… как бы ра́ньше святи́ли на земле́, про́сто на тра́вочку лю́ди станови́лись. А сейча́с поста́вили скаме́йки. И я подхо́жу: смотрю́ скаме́йка прям пе́ред вхо́дом, свобо́дная, я туда́. И тут вылета́ют каки́е-то две же́нщины. [Изображает злых сердитых женщин.] «… ывай отсю́да!» Я тако́го ма́та… И причём, что са́мое интере́сное, э́та ла́вочка две́ри в две́ри с це́рковью. «У нас тут за́нято!» - кричи́т. Я така́я, я ду́маю: «Иди́те-ка вы на… встре́чу бронепо́езду». Собра́ла свои́ су́мки. Ду́маю: «Да я до э́того на тра́вочке святи́ла и ещё постою́». На тра́вочке разложи́лась, идёт сле́дом за мной…
[СЕС:] Э́то в го́роде?
[ДОВ:] Да. Идёт за мной сле́дом мужичо́к тако́й гру́стный. Говори́т: «Меня́ то́же прогна́ли». Я говорю́: «Ну станови́тесь ря́дом, что вы? Все стоя́т – и вы ста́нете».
[СЕС:] Да уж, постои́шь.
[ДОВ:] И тут они́ открыва́ют свои́ кошёлки и начина́ют выгружа́ть продукто́вый склад: колбасу́, холоде́ц… Там, сала́ты… всё э́то выставля́ют на э́ту ла́вку
[СЕС:] Чаго́ это?
[ДОВ:] А я стою́, говорю́: «Го́споди, приволокли́ б холоди́льник. Оте́ц Андре́й бры́знул бы туда́ па́ру раз – е́ли бы уже́ и не боя́лись.[СЕС:] Ещё раз…
[ДОВ:] Ну, вот э́то вот, вот, вот… Я нигде́ про́сто тако́го не ви́дела. Мы бы́ли в Бре́сте, когда́ е́здили к де́душке с ба́бушкой, у них све́тят вообще́ на стола́х. У них во́зле це́ркви столы́ ста́вят. Лю́ди ста́вят всё на столы́, прохо́дит ба́тюшка и освяща́ет. В Кри́чеве да́же молодёжь доду́мывается до того́, что, я говорю́, я в це́рковь зашла́ на Все́нощную – я чу́ть не се́ла там, где стоя́ла. Стои́т молодо́й челове́к с нау́шниками. Слу́жба идёт – он стои́т… Ему́ хоро́шо… И всё чуде́сно. [У него там что-то свое?] Да. У него́ там своя́ атмосфе́ра вообще́. И тем бо́лее у нас прихо́дишь в це́рковь, а… Вот, в Кри́чеве то́же вот тако́е больно́е ме́сто, когда́ прихо́дишь… «Ты чё пришла́ в штана́х?» [Соб.: Да, это понятно.] Я стара́юсь в це́рковь ходи́ть в ю́бке, но, как говоря́т свяще́ннослужи́тели…
[СЕС:] Но э́то сейча́с и тря́пки даю́ть.
[ДОВ:] … е́сли тебе́ хо́чется зайти́ - ты мо́жешь зайти́ в чём уго́дно. Есть, коне́чно, ограниче́ние, что же́нщина, когда́ у неё крити́ческие дни, не мо́жет в це́рковь зайти́. Ни в це́рковь зайти́, ни к ико́не прикла́дываться, ни све́чку ста́вить.
[СЕС:] Э́то да, да.
[ДОВ:] Э́то везде́. То есть там… Вот. А тут, да́же е́сли у тебя́ нет ю́бки, там и́ли пла́тья – всегда́ повя́зывают плато́к. «Ты чаго́? А шо ты ста́ла тут? А иди́ усюды́. А во вон там вон ещё посто́й». И вот так стои́шь: «Чего́ вы меня́ шпыня́ете?» Я зашла́ в це́рковь в Ми́нске, у меня́ была́ годовщи́на по де́ду, и я пошла́ в це́рковь. Там, там лю́ди разгова́ривают шёпотом, всё ти́хо и споко́йно. А я подошла́, спроси́ла, где мо́жно поста́вить свечу́, потому́ что «я у вас в пе́рвый раз, я не зна́ю». Мне сказа́ли. Я говорю́: «А почему́ вот оставля́ют?» (Там ико́на висе́ла, на ней бы́ло о́чень мно́го серёжек, кре́стиков.) Она́ говори́т: «Э́то, - гът, - е́сли лю́ди теря́ют, они́ прино́сят». Ли… ли́бо нахо́дят, они́ нахо́дят владе́льца, тогда́ прино́сят туда́. [То есть это найденные вещи?] Да. На́йденные ве́щи, ли́бо лю́ди про́сто оставля́ют доброво́льную тре́бу, что́-нибудь дорого́е для себя́, оставля́ют взаме́н на исцеле́ние, ли́бо ещё на что́-то. Вот, есть тако́е. И там всё э́то ти́хо ка́к-то, споко́йно и присто́йно. По-мо́ему, на всех перифери́ях кри́ки, во́пли, толка́ются все. «Отойди́ отсю́да! Кыш!» Все так прогоня́ют. Вот я так посмотре́ла на э́то всё, и вот, е́сли че́стно, за э́то берёт расстро́йство. Потому́ что лю́ди все равны́, то есть как в ба́не. Це́рковь как ба́ня – все одина́ковые. Не, ну, коне́чно, там есть како́е-то дифференциа́льное деле́ние. Что е́сли там, допу́стим, челове́к позна́тней да побога́чей, он всё вре́мя вперёд выта́лкивает. Вот, а остальны́е уже́ - как кому́ как ме́сто. Кто́-то мо́жет во́зле двери́ тере́ться. Те, кто победне́е. Вот, ну, я счита́ю, что, ну, глу́пости э́то. По-мо́ему, э́то пережи́тки каки́е-то капиталисти́ческие.
[СЕС:] Э́то в го́роде?
[ДОВ:] Да. Идёт за мной сле́дом мужичо́к тако́й гру́стный. Говори́т: «Меня́ то́же прогна́ли». Я говорю́: «Ну станови́тесь ря́дом, что вы? Все стоя́т – и вы ста́нете».
[СЕС:] Да уж, постои́шь.
[ДОВ:] И тут они́ открыва́ют свои́ кошёлки и начина́ют выгружа́ть продукто́вый склад: колбасу́, холоде́ц… Там, сала́ты… всё э́то выставля́ют на э́ту ла́вку
[СЕС:] Чаго́ это?
[ДОВ:] А я стою́, говорю́: «Го́споди, приволокли́ б холоди́льник. Оте́ц Андре́й бры́знул бы туда́ па́ру раз – е́ли бы уже́ и не боя́лись.[СЕС:] Ещё раз…
[ДОВ:] Ну, вот э́то вот, вот, вот… Я нигде́ про́сто тако́го не ви́дела. Мы бы́ли в Бре́сте, когда́ е́здили к де́душке с ба́бушкой, у них све́тят вообще́ на стола́х. У них во́зле це́ркви столы́ ста́вят. Лю́ди ста́вят всё на столы́, прохо́дит ба́тюшка и освяща́ет. В Кри́чеве да́же молодёжь доду́мывается до того́, что, я говорю́, я в це́рковь зашла́ на Все́нощную – я чу́ть не се́ла там, где стоя́ла. Стои́т молодо́й челове́к с нау́шниками. Слу́жба идёт – он стои́т… Ему́ хоро́шо… И всё чуде́сно. [У него там что-то свое?] Да. У него́ там своя́ атмосфе́ра вообще́. И тем бо́лее у нас прихо́дишь в це́рковь, а… Вот, в Кри́чеве то́же вот тако́е больно́е ме́сто, когда́ прихо́дишь… «Ты чё пришла́ в штана́х?» [Соб.: Да, это понятно.] Я стара́юсь в це́рковь ходи́ть в ю́бке, но, как говоря́т свяще́ннослужи́тели…
[СЕС:] Но э́то сейча́с и тря́пки даю́ть.
[ДОВ:] … е́сли тебе́ хо́чется зайти́ - ты мо́жешь зайти́ в чём уго́дно. Есть, коне́чно, ограниче́ние, что же́нщина, когда́ у неё крити́ческие дни, не мо́жет в це́рковь зайти́. Ни в це́рковь зайти́, ни к ико́не прикла́дываться, ни све́чку ста́вить.
[СЕС:] Э́то да, да.
[ДОВ:] Э́то везде́. То есть там… Вот. А тут, да́же е́сли у тебя́ нет ю́бки, там и́ли пла́тья – всегда́ повя́зывают плато́к. «Ты чаго́? А шо ты ста́ла тут? А иди́ усюды́. А во вон там вон ещё посто́й». И вот так стои́шь: «Чего́ вы меня́ шпыня́ете?» Я зашла́ в це́рковь в Ми́нске, у меня́ была́ годовщи́на по де́ду, и я пошла́ в це́рковь. Там, там лю́ди разгова́ривают шёпотом, всё ти́хо и споко́йно. А я подошла́, спроси́ла, где мо́жно поста́вить свечу́, потому́ что «я у вас в пе́рвый раз, я не зна́ю». Мне сказа́ли. Я говорю́: «А почему́ вот оставля́ют?» (Там ико́на висе́ла, на ней бы́ло о́чень мно́го серёжек, кре́стиков.) Она́ говори́т: «Э́то, - гът, - е́сли лю́ди теря́ют, они́ прино́сят». Ли… ли́бо нахо́дят, они́ нахо́дят владе́льца, тогда́ прино́сят туда́. [То есть это найденные вещи?] Да. На́йденные ве́щи, ли́бо лю́ди про́сто оставля́ют доброво́льную тре́бу, что́-нибудь дорого́е для себя́, оставля́ют взаме́н на исцеле́ние, ли́бо ещё на что́-то. Вот, есть тако́е. И там всё э́то ти́хо ка́к-то, споко́йно и присто́йно. По-мо́ему, на всех перифери́ях кри́ки, во́пли, толка́ются все. «Отойди́ отсю́да! Кыш!» Все так прогоня́ют. Вот я так посмотре́ла на э́то всё, и вот, е́сли че́стно, за э́то берёт расстро́йство. Потому́ что лю́ди все равны́, то есть как в ба́не. Це́рковь как ба́ня – все одина́ковые. Не, ну, коне́чно, там есть како́е-то дифференциа́льное деле́ние. Что е́сли там, допу́стим, челове́к позна́тней да побога́чей, он всё вре́мя вперёд выта́лкивает. Вот, а остальны́е уже́ - как кому́ как ме́сто. Кто́-то мо́жет во́зле двери́ тере́ться. Те, кто победне́е. Вот, ну, я счита́ю, что, ну, глу́пости э́то. По-мо́ему, э́то пережи́тки каки́е-то капиталисти́ческие.