Ну, де́точки, Бог на све́те ёсь, ве́рте Бо́гу. Бог на све́те ёсь. Я была́ бере́мена пе́рвою Лю́бою, пе́рвая, что пове́силася. Ну, а ёго́ хара́ктер моего́ был га́дкий-га́дкий. И я уже́ э́то с яго́… ужо́ жила́ я зи́му же, и бере́менна была́. Иду́ я там по Сы́чику по яго́, отку́ли он сам ро́дом, одна́ ба́ба грить: "Де́вочка, у яго́ хара́ктер плохи́й", – а мне ў за́д ве́тер: "Лишь бы ми́лый по душе́, а проживе́м и в шалаше́". Ну и шала́ш и да́ўся мне. Во! Дак ён таки́й га́дкий был. И вот мы жи́ли ужо́ в Ботви́новци, и ён на жале́зной доро́ге рабо́тал, а я в хлебопека́рне рабо́тала в Ботви́новке. И мы жи́ли там у каза́рме, каза́рма была́ ля перае́зда в Ботви́новке. Вот там ли… ко… коло́дец был, вы́дешь попо́вская ха́та, а каза́рма там была́, ну я жи́ла в той каза́рме. И пришёл мой брат и на яго́ пос… посвари́ўся: "Жить дак, жить, – гъть, – а ня жить, дак кида́й". Ма́тка, – гъвърит, – бу́дет гляде́ть уже́ дяте́нка моего́. А я уже́ бу́ду рабо́тать в пека́рне. Ну и ён ничёго не сказа́л, брат мой выхо́дить из ха́ты, гърить: "Мо́же он тебе́ бить бу́дет тут". Я грю: "Врад ли". Проводи́ла я бра́та своего́, ён пошёл, я прохожу́ – одна́ ко́йка была́. И ён ляжи́т так на ко́йке. Я грю: "Подви́нься и м… мне, я уже́ с кра́ю ля́гу, подви́нься". А ён мне ма́мочка во так вот целя́л мне пря́мо в живо́т во так вот, в живо́т. И мяне́ яки́м-то ви́хрэм, отки́нуло мене́ яки́м-то ви́хрэм. Что меня́ отки́нуло, не зна́ю – э́то Бог на све́те ёсь. Вот с тех пор я всё… И я тады́ пальто́ разосла́ла и на мосту́ легла́, на полу́ легла́, переспа́ла, и всё. Ну ён был хара́ктер жесто́кий…