[Может, рассказывали, что колос раньше начинался от земли?] Ну, э́то го… э́то говори́ли. Э́то говори́ли, така́я леге́нда, ти, мо́жет, пра́вда. Зна́чит, одна́ же́нщина, говори́т, пошла́ жать, да… ко́лос от земли́, был от земли́ ко́лос… Э́то во ба́ба моя́, поко́йница расска́зывала. Э́то её живо́й уже́ давно́ нема́… Мне бы́ло ещё годо́в семна́дцать. Так ина́ говори́ла, что, был таки́й ко́лос, де́точка, что вот… от са́мой земли́… до… а жи́то, оно́ же большо́е, жи́то, высо́кое. Всё был ко́лос. Дак же́нщина пришла́ одна́… Мо́жет, э́то, кака́я леге́нда. Ну, гово́рят так, что: «Каб ты провали́лся!» [Это она про что сказала?] Скляла́ э́тый, в о́бщем, хлеб: «Каб ты, говори́т, провали́лся!». Така́я… Мол, жа́ть о́чень тяжело́. Ну, нельзя́ его, хлеб… Сейча́с же комба́йны, ра́ньше рука́ми. Ина́ говори́т: «Каб ты провали́лся!». Ну, и стал хлеб ўниз… е́хать ўниз. Завы́ли коты́, завы́ли соба́ки. Говори́т, то́лько… [… - плачет, вспоминая, как раньше жили.] Говори́т, оста́лось то́лько соба́чья и коти́ная до́ля. А челове́ку нема́. Дак вот, грех больши́й – бить соба́ку и ко… кота́, де́ти, никогда́ не бе́йте ни соба́ку, ни кота́, э́то больши́й грех. Так вот оста́лся хлеб, коти́ная, и соба́чья до́ля, а бо́льше ничья́. А на́шей до́ли нема́. На́шу до́лю она́ прокляла́. И он по… пое́хал… Ра́ньше лю́ди ве́рили в Бо́га. Ну, тро́ху сейча́с же уже́… ста́ли ве́рить тро́ху. Одно́ вре́мя вообще́ не ве́рили в Бо́га. Уже́ ста́ли ве́рить в чёрта, и лю́ди ста́ли ве́рить, что зря… что зря́… ста́ли пить… така́я молодёжь ста́ла развра́тная. Э́то не было́ ра́ньше, де́ти, Бо́же упаси́. У меня́ вну́ку восемна́дцать годо́в, его́ по ноча́х нема́, а где ён хо́дит, Бог его́ зна́ет.