[Евреи здесь где-то жили?] Вы зна́ете, евре́и жи́ли ў Кри́чеве, ў райо́нном це́нтре. У нас ў дере́вне евре́ев не́ было. И… я, зна́чит, с евре́ями… ну… ну… ну… на́чали мы обшше́ние и́ли знако́мство… Э́то уже́ по́сле войны́, когда́ я учи́лася ў шко́ле ў Кри́чеве… вот, где Потёмкинский сейча́с дворе́ц, там была́ шко́ла и́мени Ле́нина. И мы там конча́ли сре́днюю шко́лу. У нас, зна́чит… семь кла́ссов мы конча́ли здесь. А тогда́ ходи́ли ў Кри́чев, восьмо́й, девя́тый и деся́тый. И вот мне пришло́ся быть зи́мний пери́од на кварти́ре у евре́еў. И вот э́то пе́рвое знако́мство. И пе́рвое, то, о чём я услы́шала, что э́то евре́и, на́ция е́сть така́я, и что они́ за лю́ди. Э́то прекра́сные лю́ди, прекра́сные лю́ди. Э́то умне́йший наро́д. Зна́чит, втора́я семья́, мне ў Бобру́йску пришло́сь жить ў евре́еў. Э́то замеча́тельные лю́ди. Белорусы́, на́ши, коне́чно, не сравни́мы с ни́ми. У них друго́й менталите́т, у них друго́е воспита́ние, ви́димо, бы́ло. И отноше́ние челове́ческое. [А первая семья, что за семья?] А пе́рвая семья́, э́то… семья́ обыкнове́нная… семья́… Как вам рассказа́ть… [Как звали их?] Раи́са Ефи́мовна. Она́ ў Изра́иль уе́хала тогда́ при пе́рвой возмо́жности. Она́ сама́ минча́нка. А за́мужем была́… по распределе́нию её присла́ли к нам в медпу́нкт в три́дцать шесто́м году́, и она́ была́ подру́гой мое́й ма́тери. И вот, зна́чит, э́ти знако́мства, зна́чит, предста́вили таку́ю возмо́жность, что я там жи́ла у них. [А жили почему?] А жи́ла – ў шко́ла учи́лась. [А, в школе?] Да, в шко́ле учи́лась, учи́лась, да… [Говорят, евреи в субботу ничего не делают?] М… я бы не сказа́ла… в э́той семье́, где я бы́ла… я бы не сказа́ла, что… о́чень чистопло́тные, о́чень аккура́тные, о́чень справедли́вые, о́чень че́стные лю́ди. [Свинину, говорят, нельзя есть?] Е́ли они́ всё. [Всё ели?] Е… э́то ў быту́… жи́ли… И то, что бы́ло, то и е́ли. [Не говорят, что евреи как-то по-другому хоронят?] Ну, э́то я не ви́дела, но слы́шала, что… о том… ў Кри́чеве евре́йское кла́дбище, там есть и поны́не оно́. Ну, зна́чит, они́ увёртывали ў… Не ў гроба́ ула́живали, а увёртывали… у кого́ ковёр, у кого́, зна́чит, про́стынь, у кого́ пости́лки бы́ли таки́е тка́ные… ну, самотка́ные… э́ти… ну, э́то… э́то расска́зы. Ви́деть… свиде́телем э́того я не́ была. [Не рассказывали, почему?] Нет, э́того я не зна́ю. [Они обёртывали?…] Да. [И опускали в могилу?] Да, так… ложи́ли ў моги́лу. Опуска́ли. [Лёжа?] Лож… лёжа. Ну, так, я, допу́стим, в моём… то, что я зна́ю… вот тако́е. [У христиан на могилах крест, а?…] А у их ка́мень, по-мо́ему. [Камень?] Ну, не, не зна́ю. [В голове, в ногах?] Не… не зна́ю. А и… ну, у на ста́вят, кто где взду́мает. [А чем они в быту отличались?] Ну, як вам сказа́ть, чем… то, что мне пришло́сь ви́деть от йих – э́то уваже́ние к челове́ку. Э́то на пе́рвом пла́не у их было́. Оби́деть челове́ка, мне ка́жется, они́ не могли́. Они́, ну, зна́чит, со всёй откры́той душо́й относи́лися… бы́ў кусо́к хле́ба у их – они́ дели́лися им. Зна́чит, и таки́й моме́нт мне пришло́сь ў Бобру́йске соприкосну́ться. Вот ко́мнатка, спа́ленка, где мы, зна́чит, там с же́нщиной друго́й находи́лись, то́же… я же́нщиной была́… Зна́чит, чтоб мы не ходи́ли на у́лицу ў туале́т, нам был поста́влен горшо́к. Э́то, ну… наш белору́с бы не приду́мал э́то [смеётся]. Вот тако́е. Ну, со́бственно, лю́ди с большо́й бу́квы. В моём поня́тии, в моёй… в моём мышле́нии. И, вообще́, оце́нки их как на́ции. [Был какой-то у них хлеб специальный?] Ну, у них хлеб як хлеб, а маца́ э́та была́ к пра́зднику. А хлеб обыкнове́нный они́ пекли́. Они́, уже́, ну, зна́чит, кода́ я жила́ у них, они́, коне́чно, покупа́ли. О том, что пекли́ - я не зна́ю. [А маца – это что?] А маца́ - э́то мука́ на воде́. И тако́е вот, как на лапшу́, е́сли, дома́шнюю, зна́ете, раска́тывается то́нкое те́сто. То и оно́ раска́тывается, пласт тако́й. И запека́ется, в специа́льной, зна́чит, ну… ну… ну… температу́ре там… пе́чь, как обы́чно. А пото́м лома́ется и яду́т. Э́то вот на Па́сху, евре́йская Па́сха, зна́чит, э́то на… должна́ быть маца́. [А еврейская Пасха такая же?…] Нет, она́… она́ ра́ньше на́шей обы́чно быва́ла. Ну, и говори́ли, что, е́сли на евре́йскую Па́ску дождя́ не́ту, дак комары́ заяду́т тогда́… в э́то ле́то [смеётся]. Ну, так э́то было́, и́ли не так… не зна́ю. Не примеча́ли. [Какие-то Кучки у них были?] Не зна́ю. [Шалашики строили?] Не зна́ю, э́того я не зна́ю. [А молились они как?] Они́ не моли́лись… те, кото́рые… у кото́рых я жила́. То́же не зна́ю. [А вещи у них были какие-то интересные?] Ну, всё бы́ло у их то́е са́мое, что и у нас. Я осо́бого ничего́ не по́мню, чтоб что́-то выделя́лося. [Может, при входе что-то висело?] Не по́мню, не по́мню, у меня́ тако́го в па́мяти не оста́лось, мо́жет быть, что́-то и бы́ло. Да́же могла́ не обрати́ть внима́ние на то, и всё. [Не слышали, как они детей называют? Именами тех, кто умер или наоборот?] Не зна́ю э́то. [Говорят, они курятину любили есть?] Да, э́то пе́рвая пи́ща мясна́я, э́то… на база́ре всех кур ску́пят. [Евреи покупали?] Да, да, да, да. Э́то мне само́й приходи́лось носи́ть на база́р… в послевое́нный пери́од. Ма́сло, коро́ва бы́ла постоя́нно, зна́чит, ма́сло… и кур. То́лько евре́и заберу́ть. Ну и вы́торговать они́ бы́ли мастера́. Как деше́вле. [В смысле?] Как деше́вли взять. [Как торговались?] Ну, по-ра́зному, по-ра́зному. [Евреи не нанимали людей, кто бы убивал этих кур?] Я не зна́ю, хто их убива́л, но о том, что обраба́тывали ины́ их са́ми, э́то я зна́ю. А хто убива́л, ну, про́сто… [Какой-то был у них специальный человек, резник?…] Не зна́ю, тако́го я не зна́ю. [А в Кричеве держали евреи лавки?] Да… ну… э́то до́ войны́ э́то бы́ло. Э́то ў моей… ў моём поня́тии… и́ли ў мое́й па́мяти де́тской, коне́чно, э́того не́ту. Но по расска́зам – да, ла́вки бы́ли. И по́сле войны́ уже́ э́того не́ было, что евре́и, зна́чит, име́ли свою́ со́бственную ла́ўку… ў госуда́рственных они́ рабо́тали, вот зна́ю ў хле́бном магази́не, зна́чит… горю́че-сма́зочные материа́лы, ну, бенз… э… кероси́н продава́ўся тогда́ ў том магази́не то́лько лишь… Там евре́й рабо́тал. Так… сапо́жники бы́ли. А так… не зна́ю. [Из еды они мацу готовили?…] Э́то на пра́здник. [Только на праздник?] Э́то на пра́здник. А так – обыкнове́нная пи́ща. Тот… чугу́н и с су́пом стоя́л ў пе́чке, тот винегре́т де́лал ўсё овощно́й. Ну, ўсё… ўсё то, что у нас де́лали и гото́вили, то и они́. [А синагога была в Кричеве?] Нет, я не зна́ю, по́сле войны́ не́ было. [А в баню они куда ходили?] Ба́ня была́ городска́я, ў городску́ю ходи́ли. [Общая?] О́бшшая. [Не отде́льно?] Нет, в то, послевое́нное вре́мя они́ ходи́ли ў о́бщую ба́ню, вот там ў ра… была́, как к военкома́ту идти́… ў ту, то́лько туда́. Ну, а пото́м ка́ждый стро́или свою́, уже́, когда́ тро́ху окре́пли, когда́ тро́ху возмо́жность появи́лася. Зна́чит, на́чали ка́ждый ў свою́… як… як и ў дере́вне. [Одежда у них была специальная, отличающаяся?] Ниче́м не отлича́ющаяся… [Обычная?] Обы́чное было́ ўсё – и шко́ла, и рабо́та, и де́ти ў шко́лу ходи́ли. Вот я росла́ ў э́той семье́, и де́ти бы́ли, ў шко́лу ходи́ли… Коне́чно, де́ти бы́ли у́мные, де́ти… [Нам рассказывали, что они в мацу что-то добавляют?] Ой, э́то разгово́р тако́й шёл, что кро́ў добавля́лась. А пра́вда э́то – не пра́вда… я не зна́ю. [А что за кровь?] Чью кро́ў - не зна́ю. [Животного?] Ну, вро́де челове́ческая. Но э́то не то́чно я зна́ю. [Они говорили на русском, на белорусском?] Ме́жду собо́й они́ по… по-евре́йски говори́ли. Ме́жду собо́й е́сли. А так они́ обща́лись с други́ми на ру́сском языке́. [А как они говорили по-еврейски?] Я э́того не по́мню. У их сво́й яз… Как говоря́т иностра́нцы. Что, мы всё понима́ем? Нет. Я учи́ла неме́цкий, пото́м англи́йский… и уже́ ни то, ни то не по́мню. [Вы же должны были понимать?] Не, ничего́… [Не похоже было на немецкий?] Не скажу́, не зна́ю. Не по́мню я э́того, и ў па́мяти не…