[А были вот здесь какие-то бабушки, которые то ли голосили на кладбище то ли?..] Обяза́тельно, я б сама́ голоси́ла, но я ... у меня го́лосу нет, я як скажу́ два-три сло́ва – я сра́зу… задыха́юсь. [А что это, расскажите, как это было?] Ну, э́то, голо́сють, голо́сють по чалове́ку, что вот ты от мяне́ ушёў там, як я буду тяпе́рь жить… [Соб.: Ну своими словами да не молитву какую-то, а как придется] Да. [Соб.: Это когда выносят человека из дома да или уже на самом кладбище?] Ну и э́сли я́ко помре́ть голо́сять, я люблю́, кто голо́сить.
С одно́й же́нсчиной (яны́ вот поумира́ли) пошли́ мы ў я́годы. Э́то я молода́я была́, яшче́ не за́мужем была́, де́ти бы́ли, а ў ей да боле́ла сестра́ ро́дная, и яна́, ну и яна́ знала, что яна́ помре́ть – и яна́ так голоси́ла, а я яе́ попроси́ла. То́льки она так оты́йшлася от меня́ тро́ху ў ме́троў яких-нибу́дь два́дцать, и сбира́ем клю́кву там или осо́ку. Я гово́рю: «Мари́я, поголоси́ ты мне, я хочу́ послу́хать». И вот яна́ як ста́ла голо́сить – я не я́год ня ви́дела ничо́гa. То что я cирота́ годава́лася и в жи́зни ўся́кое прое́ла – мне, зна́ете, як это ў ду́шу лягло́, я до таго́ напла́калась: уже ну ўсё ни маагу́ так пла́кала что всё и она подыйшла́, гово́рить на мяне́ до исте… [?] и ма́том сказа́ла: «Ну что, напла́калася? Я вот ви́дела,» - говорит – «як ты скуча́лась и пла́кала» [Соб.: А сейчас таких не осталось женщин?] А? [А сейчас таких женщин не осталось, которых зовут плакать?] Что пла́кать это? [Не голо́сят щас? Кто-нибудь в деревне может где?] Чтоб голо́сили … не́ту таки́х тяпе́р нет. Тяпе́р не уме́ють про́сто. Пе́сни пия́т да вот цасту́шки, да и всё. […] [Соб.: А вот эти вот голосить они учились специально, или это вот сами, у кого голос хороший, тот любой может голосить, или это надо было учиться все-таки, перенимать у кого-то голошение?] Ну и… нет, это смотря́ от го́лосу и от… [отвлеклась на прилетевшую летучую мышь]