[Рассказывали у вас тут про людей, которые ходили из деревни в деревню и милостыню просили?] Ой, ну вы зна́ете, э́то у нас ра́ньше таки́е бы́ли, ра́ньше бы́ли. Ну я когда́ ма́ленькая была́. Его́, по-мо́ему, Ан… э́тот… Анто́н Оси́новый, Петря́тинский, он ходи́л и он пото́м в боло́те поги́б. Его́... Как его́ зва́ли? Не зна́ю… [Как еще раз вы сказали, его звали?] Анто́н Оси́новский, Петря́тинский. Ну он ходи́л по всем сёлам, челове́к э́тот. [Что делал?] А ничего́, про́сто проси́л ми́лостыню да и всё. [Это какие годы примерно были?] Ой, я ма́ленькая была́, э́то где́-то, наве́рно, а вот, наве́рно, с шейся́того… Я ўот, наве́рно, я по́мню, где́-то э́то бы́ло шейся́т восьмо́й-шейся́т девя́тый, а ўот у како́м году́ в боло́те… по-мо́ему, он в боло́те утону́л. Его́, э́то. Да, лёд был то́нкий, ка́к-то и он шёл и… Ну он ходи́л по сёлам. [Как он выглядел? Он отличался от местных жителей?] Нет, про́сто худо́й како́й-то тако́й и… А не зна́ю, чё он ходи́л, мо́жет быть, у него́ и с голово́й что́-то бы́ло не в поря́дке. [Просто просил милостыню?] Угу́. [Ничего не говорил, не пел?] Нет, нет. [Не приставал?] Не-не-не… Не-не-не-не, э́того не́ было ничего́. Про… про́сто он, наъ\рно, тако́й сам по себе́ челове́к, наъ\рно, тако́й о́браз жи́зни у него́ был и всё, а тако́го не́ было, что́бы… [Семьи у него не было?] А ўот не зна́ю, де́вочки, он же был нена́шенский. Я зна́ю, у нас была́ про́сто же́нщина одна́, не́множко у неё недохва́т был, Ле́на, ну она́ пото́м, ну она́ про́сто была́ больно́й челове́к психи́чески и всё, а так… [Этот просто милостыню просил?] Ну да, ходи́л, проси́л. [А почему он Оси́новский?] Осино́вский. Оси́новский. Петря́тинка, Петря́тинка, ўот тут че́рез лес дере́вня, а по-ста́рому – Оси́ноўка поче́му-то. А чего́ Оси́ноўка, не зна́ю, мо́жет быть, там оси́н мно́го? Ну оно́ в лесу́, в ле́су э́то село́. [То есть дальше в лес?] Угу́. Че́рез лес туда́. […] [Он ничего такого не делал?] Нет, ничего́, де́вочки. [Может, он мотал на себя что-нибудь?] Нет, мо́жет быть, про́сто я ду́маю, что… как ска́ть, мо́жет быть, у него́ то́же с голово́й бы́ло не в поря́дке, я так ду́маю. Наве́рно, у него́ то́же что́-то, потому́ что по тем бы времена́м его к чёртовой бы ма́тери загребли́ б, и я так ду́маю, ну… В сове́тские-то времена́. Са́ми должны́ понима́ть, зна́чит, челове́к, наъ\рно, больно́й был про́сто на голо́вочку да и всё, по-друго́му я [вздыхает]… [За что его загребли бы?] За тунея́дство, девчо́нки! За тунея́дство, мои́ дороги́е. [Далее рассказывает, что в советское время нельзя было не работать. Через некоторое время возвращаемся к этой теме. Соб. спрашивает РТП про других местных чудаков, РТП:] Я, вы зна́ете, девчо́нки, я… я не зна́ю, я то́лько по́мню, что ўот э́то ўот Оси́новский-то э́тот Анто́н, его́ так и зва́ли Анто́н Оси́новский: «Ўо! Анто́н Оси́новский, опя́ть хо́дит, опя́ть попроша́йничает!» Э́то ўот э́то ўот всё, бо́льше ничё ничего́ не зна́ю. [Внешне он чем-то отличался, кроме худобы?] Не-а, ниче́м. [Одевался как все?] Нуу, тако́е ўот, я по́мню, чё-то ўот запо́мнила его́ кожушо́к э́тот. [Кого?] Кожу́х. Ту… тулу́пчик, кожушо́к. Кожу́х. [Чем отличался он?] Ну не зна́ю, он како́й-то мо́лью посе́ченный, тако́е что́-то бы́ло, ну тако́е… Обле́зленькое… [Худо?] Ху́до, совсе́м ху́до. [Он постоянно ходил или периодически появлялся в деревне?] Да по-мо́ему, он постоя́нно, туда́-сю́да смо́тришь, и он уже́ ча́пает, и всё пешо́чком, всё на… но́жками, всё э́то… них… нихто́ его́ никада́ не подвози́л, он всё ходи́л. [Милостыню ему давали?] Ну почему́? Дава́ли люди́ ж вся́кие, жале́ли. Ну а как челове́ка не покорми́ть, девчо́нки? Пуска́й он како́й ни на есть, но он же всё равно́ [шепчет:] челове́к, пра́вда? Мо́жет, с голо́вочкой беда́? Ну а что ты сде́лаешь, е́сли с голово́й беда́ у челове́ка?