[Ранее упоминала бабу Нюру – Анну Кошину, пожилую женщину, которая много знает. Внезапно вспоминает.] Я вот по́мню, как баба Ню́ра мне помогла́, когда́ у меня муж у́мер. У меня́ сейча́с ви́шня там [показывает позади себя на угол двора у сарая], а так вот бы́ла, поперёк огоро́да была́, больши́е кусты́. И вот, зна́чит, я не зна́ю, ско́лько уже́ вре́мя прошло́... Он у нас в ма́е у́мер, а где́-то э́то к о́сени, где́-то в сентябре́, в октябре́, и вот всё, что-то ка́к-то я ду́мала, ду́мала о нём. Вы́йду, а у нас там… там вот ка́к э́то, ой, ну как вот как кусты́, вот тут вот ви́дно, вот так вот, допу́стим, вон чу́рку ви́дно из дров [показывает на дрова во дворе], и вот так вот кусты́. Я вы́йду, мне ка́жется, что он бу́дто стои́т там. И вот так до́лгое-до́лгое вре́мя. Я би́лась-би́лась, мне вообще́ бы́ло пло́хо. А пото́м мне кто-тъ сказа́л, гът: «Ты – гът, – к ба́бушке, – грит, – сходи́, вот к э́той». [К Анне?] [Соглашается.] Ну, э́то чё, э́то где́-то семна́дцать приме́рно с полови́ной лет тепе́рь уже́ прошло́. Давно́ уже́. [Вздыхает.] Я пошла́ к ней, она́ угольки́ взяла́, во́ду, и чё-то та́мока в ба́нку пошепта́ла, меня́ умы́ла. Раз… пе́рвый раз умы́ла прям свое́й руко́й, в ру́ку налива́ла, и вот так вот мы́ла, второ́й раз и тре́тий [показывает, проводя рукой по своему лицу]. И мне пло́хо ста́ло, я во… мале́нько у ней не упа́ла, она́ меня́ увела́: «Пойдём-пойдём, моя́ дорога́я, в го́рницу, пойдём в го́рницу». В го́рницу – ну, в ко́мнату, как ку́хня и ко́мната, вот так вот. На дива́н меня́ поло́жила, я, поди́, мину́т пятна́дцать лежа́ла, а меня́ сын на мотоци́кле вози́л туда́. «Чё ты, мам, так до́лго?» А я гърю: «А мне, Са́ша, пло́хо чё-то ста́ло, прям вообще́». И вот пото́м я к ней, наэ́рно, три ра́за ходи́ла, она́ мне всё э́ту во́ду дава́ла, и пото́м, я наве́рно ещё неде́лю по́сле э́того… Как три ра́за я к ней сходи́ла, она́ у меня́ э́то вот нала́дила, сде́лала. Как у нас говоря́т – нала́дила – сде́лала. И пото́м ещё домо́й дава́ла мне трехлитро́вую ба́нку, так же нашёптанную, я до́ма ещё умыва́лась и по глото́чку пила́. Вот. Пото́м… а ничё, отошла́ потихо́нечку. [Отошла? Значит он не стал больше появляться?] Да, он не стал, и ка́к-то я споко́йней ста́ла. Ну, мне ка́жется, что всё э́то е́сли не́рвы вот всей... Я вы́йду на крыльцо́ вот сюда́ вот, мне ка́жется, что он вот там вот стои́т в куста́х и всё, зна́ете как бы́ло жу́тко вообще́? И хотя́ я оста́лась-то не одна́ – у меня́ дочь с му́жем жи́ли, и щас они́ живу́т, и ребёнок у них [нрзб. – 00:23:52,125] три го́да, наве́рно, бы́ло. [Муж просто стоял и молчал?] Да молча́л, дак я вот тут на крыльце́, а он там, в огоро́де, в са… в э́том. Про́сто каза́лося мне, и всё так вот вообще́ жу́тко бы́ло. [Вы к Анне пошли, потому что она что-то?..] Она́ что́-то зна́ет, и все про неё говори́ли, что она́ и гры́жу лечи́ла, и она́ вообще́ лю́дям помога́ла. И вот ребёнок заболе́ет, чё-нибудь там, всё, как говори́ли… Щас – раз, и в больни́цу сра́зу же пое́хали. То сглаз како́й-то там, и́ли чё она́... Ну, э́то, действи́тельно, девчо́нки пра́вда, пра́вда. [Сглаз?] Ну, сгла́зили. [А как это происходит?] Ну кто его́ зна́ет? Что пло́хо ребёнку стано́вится. И ноча́ми не спит, и кричи́т и. А гры́жа, пупова́я гры́жа, ну, она́ же и щас гры́жа быва́ет, а э́то вот у ребёнка на пупу́ там гры́жа де́лается, и́ли в паху́, что́-то накри́кивает, ма́ленький ребёночек. [А как лечат?] А? [У вас было такое с детьми?] Нет, с гры́жей не́ было, а что вот э́то вот она́ мне помогла́ – э́то да. [А что-то ей за это давали?] Чё я ей дава́ла? Она́ де́ньги не брала́, я покупа́ла ей шокола́дные конфе́ты. Она́ де́ньги не брала́. Тогда́ конфе́ты покупа́ли, что кото́рые подоро́же. Семна́дцать с полови́ной лет тому́ наза́д, дак я́сное де́ло. Она́ скат [скажет]: «Де́ньги не на́до мне». Де́ньги брать э́то, э́то уже́... мне уже́ не по́мощь э́то от неё, а про́сто уже́ [нрзб. – 00:25:24,139]. Как, допу́стим, я пришла́ в магази́н, купи́ла э́ту во́ду у неё. Ну, тогда́ она́ мне хорошо́ о́чень помогла́ ба́бушка. И то я пришла́ к ней – она́ ника́к не хоте́ла. [А почему не хотела?] «Да, я уже́ тепе́рь ста́рая ста́ла». Ну, э́то ей чё уже́ бы́ло, се́мьдесят с че́м-то лет уже́ ей бы́ло, э́то е́сли ей ско́ро уже́ сто лет бу́дет. Ой, во́семьдесят уже́, наве́рно, бы́ло ей. Да, наве́рно, уже́ во́семьдесят бы́ло, да́же ещё с чё-то та́мока мале́нечко. «Я уже́ ста́рая ста́ла, да у меня́ зубо́в не́ту, да я не могу́ да, да ты чья бу́дешь-то,» – всё на све́те. Я говорю́: «Я Кошина́». Она́: «Так у нас Ко́шины есть в дере́вне ещё, ты расскажи́ чья?» Я гърю: «Пе́ти Лу́кича жена́». – «А-а-а, Пе́ти Лукича́ жена́? Ну, помо́жем, он нам мно́го добра́ де́лал». Се́но вывози́л им, наво́з вывози́л на тра́кторе, на «Ки́ровце» рабо́тал – всё. и вот она́ тогда́ мне помогла́ э́то. А так она́ уже́ не брала́сь, сказала́, что: «Нет, я не могу́ уже́ тепе́рь». [Она до какого-то возраста всем помогала, а потом?..] Ну, а пото́м уже́, вида́ть, и́ли тяжело́ ей ста́ло, и́ли ещё, и́ли, мо́же быть… ну, как вот, пожило́й челове́к, дак мо́же уже́ надоеда́ть ста́ли, ходи́ть что. [А к ней многие ходили?] Ходи́ли мно́гие лю́ди. [А вы слышали, что она читает?] Нет, про э́то я не зна́ю, ну ра́ньше, мо́жет быть, я и слы́шала, да я уж тепе́рь забы́ла э́то. Мне уже́ ско́лько раз говори́ли: «Сходи́ к ней, сходи». Я всё не шла, не шла, пото́м вот реши́лась пойти́. Э́то что, действи́тельно, так, что так.