[А не говорили у вас тут, что нельзя в пятницу что-то делать?] Ой, [вздыхает] всё г… всё говори́ли, но я де́лаю. Говоря́т, стира́ть нельзя́. Вот у нас же́нщина одна́ была́ на заво́де там, на сырзаво́де [Новолоктинский сырзавод] мы рабо́тали вме́сте, она́ говори́ла, что… Я гърю́, в пя́тницу… А мы как рабо́тали там, я беру́ фля́гу вон с коля́ской, воды́ горя́чей привози́ла и стира́ла в пя́тницу. А она́ говори́т: «Нельзя́, роди́тели у́мершие, э́то, – мол, я́кобы, – роди́телям глаза́ залива́ете, там в э́то, в моги́лке». Ну, пото́м ещё чё-то говори́ли, я ж тепе́рь… я гърю́, девчо́нки, я уже не по́мню. А мы всё равно́ стира́ли. Мы, я гърю́, до обе́да… до обе́да нельзя́, а по́сле обе́да мо́жно рабо́тать. [Это в праздник до обеда нельзя а после – можно?] Ну, э́то… э́то я так всегда́ гърю́: «А, ла́дно, – гърю, – до обе́да нельзя́, а по́сле обе́да мо́жно». Ну, правда́ в Тро́ицу, раз Трои… и Тро́ица тем бо́лее, что воскресе́нье, что це́лый день мы уже́ ничё не де́лали. А на Тро́ицу се́но уже́ пошло́, не бу́дешь же без рабо́ты сиде́ть, чё-то де́лать на́до. И карто́шка, и огоро́д, и…