А вот ещё щас я вам расскажу́, у меня́ вот тако́е бы́ло, мо́же быть… мо́же, пригоди́тся вам куда́. Я не зна́ю, ско́лько мне бы́ло, мо́жет быть, лет бы́ло трина́дцать, мо́жет быть, мне бы́ло, и́ли чё, что э́то я хорошо́ по́мню. И у меня́ на лбу росла́ кака́я-то ши́шка. Вот как рог како́й-то. Ну, не то, что что ро́г, а ну вот, ну, кака́я-то ши́шка така́я, и вот прям так вот с остриём. Меня́ ма́ма повела́, у нас была́ Алекса́ндра Пантеле́евна, врачи́ца там в Локтя́х. Она́ привела́ мне, она́: «Вам на́до в больни́цу, и э́то… чтоб разреза́ли её. Что́-то э́то нехоро́шая кака́я-то ши́шка». А тогда́... сто́лько уже́ лет мно́го прошло́, дак ка́к-то же э́ти, онколо́гия-то как-то она́, ну, как-то не слы́шно же бы́ло про неё. Вот. Я: «Ой, я, ма́ма, бою́сь е́хать в го́род…» Что э́то на́до, как э́то, к хиру́ргу, что́бы он разреза́л. А пото́м не зна́ю, кто там то́же из ба́бушек говори́т: «Вы, – гът, – сходи́те, – гът, – на кла́дбище, и вот где похоро́нена же́нщина с и́менем Мари́я, возьми́те земе́льки немно́жечко в тря́почку, и э́той земе́лькой э́ту ши́шку три́те». И вот мы эту зь… [Соб.: Ничего себе.] Да. Мы э́ту зе́млю бра́ли, и вот и ма́ма следи́ла, чтоб я тёрла, и вот прошла́ э́та ши́шка у меня́. А то б пое́хали бы к хиру́ргу бы. Вот э́то вот то́же бы́ло у меня́ тако́е. [А сколько вы так тёрли?] А я да́же не по́мню, ско́лько мы.. А земли́-то мы там взя́ли в э́ту [цокает языком], вот в тря… как щас по́мню, в тря́почку пря́мо так вот немно́жечко. Ну, ско́лько, там возьмёшь её, потрёшь, возьмёшь немно́жечко, потрёшь. Вот э́то вот то́же… э́то вот то́же бы́ло, э́то вот я хорошо́ по́мню. Э́то на всё вре́мя я запо́мнила то́же.